Книга Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - Петр Андреев

Прошла неделя, и снова капитан стоял перед моим столом, и снова та же команда. Только теперь капитан Попов приказывает мне передать мои дела писарю Иванову и сообщает, что я откомандировываюсь в СВА (Советскую военную администрацию). Федько забирает мои аттестаты и направления, садимся в машину, и через час-полтора, без приключений в пути, мы уже сидели в квартире Федько в Нордхаузене.

Стали собираться офицеры – сослуживцы Федько. На столе появились бутылки ликеров, колбасы, сыры и паштеты. Идет пир, пьем за знакомство. Вдруг звонок. Открываем дверь, и в комнату входят помощник начальника штаба полка капитан Попов и адъютант командира полка полковника Авралёва старшина Митягов. Федько приглашает гостей за стол, но Попов ставит условие: «Давайте договоримся. Вы отдаете Андреева и тогда можете пить хоть до утра», а получив отказ, продолжает, что полковник Авралёв заявил, что если Андреева, то бишь меня, не отдадут, то он пришлет взвод автоматчиков и меня заберут силой. Федько звонит коменданту города полковнику Кравченко, тот просит передать трубку Попову и объясняет тому, что взводом он ничего не возьмет, поскольку в комендатуре есть рота автоматчиков. После этого выяснилось, как Федько удалось получить документы о моем откомандировании.

Когда все уже были в изрядном подпитии, капитан Попов спросил Федько: «Как тебе удалось обвести нас, в том числе такого зубра, как начальник штаба полка подполковник Яковлев?» На что Федько ответил: «С незапамятных времен существует правило: если тебе надо провернуть какое-нибудь дело, не иди к большому чиновнику, а иди к самому последнему клерку. В первый раз я отступил от этого правила и потерпел неудачу. В штабе корпуса у меня были офицеры, хорошо знакомые еще по моей службе в штабе армии. На них и была сделана ставка. Тут сыграла роль цыганская кровь полковника Х (начальник штаба артиллерии корпуса был чистокровный цыган). Коробку ликеров там приняли, а слово старые друзья не сдержали. Подарки получили, но Андреева не отдали. Больше того – оставили его у себя в штабе корпуса. Вспомнив старое правило, я, погрузив в багажник машины ликеры и разные тряпки, поехал не к полковникам, а к Ольге (полковая жена командира полка). Момент был удачный, полковник отсутствовал. Договорились быстро. Ольга позвонила Яковлеву, и он, недолго поломавшись, дал согласие оформить бумаги. «За что Яковлев получил хорошую головомойку, – дополнил Попов. – Авралёв приехал из штаба дивизии минут через 10–15 после вашего отъезда, сразу же позвонил Яковлеву и приказал догнать вас. Спрашивается, как он так быстро узнал?» – «Тут и гадать не надо, увидел, наверное, подарки, и Ольга ему все рассказала».

Попов и Митягов уехали далеко за полночь. Утром следующего дня приехал один Митягов. Нагрузили полный багажник и салон машины одеждой и штуками разных тканей и распрощались. Вскоре дивизия выехала в Россию, и связь у меня с полком прервалась.

Возникает вопрос: откуда такие возможности на щедрые подарки? Отвечаю. В Тюрингии, в том числе на территории района Нордхаузен, контролируемого нашей комендатурой, находится много шахт по добыче калийной соли. При обследовании одной из них был обнаружен склад одежды и разных тканей. Куда и сколько их было вывезено, мне неизвестно, известно только, что в комендатуру была завезена какая-то часть обнаруженного. И то в эту часть можно было бы одеть несколько сотен человек.

Во дворе комендатуры, а до нашего прихода там размещался ландстаг района – что-то вроде наших райисполкомов, находилось – да, наверное, и сейчас стоит – двухэтажное складское здание. Первый этаж его был загружен радиоприемниками разных типов и систем, упакованными в коробки и без упаковки. Второй этаж в беспорядке был заполнен этой самой одеждой и тканями. При расследовании установили, что склад в шахте был организован какой-то благотворительной организацией для помощи нуждающимся, хотя говорили, что это был фонд помощи семьям фашистов. Может быть, и так, но факт, что кто-то о ком-то заботился. Через несколько дней мне были вручены ключи от этого склада, и до конца службы пришлось распоряжаться его содержимым. То есть выдавать офицерам, уезжавшим в отпуск, все, что им подойдет на подарки на Родине, и, конечно же, без учета и регистрации.

Условия моей службы и быта круто изменились. Поселился я в отдельной комнате четырехкомнатной квартиры. Четырехэтажный дом, раньше принадлежавший шефу крупной строительной фирмы, переселившемуся после прихода нашей армии в западную зону, заняла комендатура города под жилье для офицеров.

Весь первый этаж – четырехкомнатная квартира. Две комнаты занимал капитан Федько и одну комнату два сержанта – шоферы коменданта города и его замполита. К моему приезду шоферы были переселены в помещение патрульной роты, и освободившуюся комнату отдали мне. Одна комната оставалась свободной. Свободная комната и кухня до моего приезда были заполнены мебелью и другими вещами бывших хозяев дома.

Следующий день был у меня свободен от службы. Капитан Федько куда-то уезжал и не мог знакомить меня с моими служебными обязанностями. Этот день я использовал для наведения порядка в квартире. Должен заметить, что квартира мало была похожа на жилую. Комната, в которой жили шоферы, была запущена так, что с трудом можно было предположить, что в ней жили люди. Полы в коридоре не мылись месяцами. А в просторную комнату совмещенного санузла вообще зайти было невозможно, настолько он был загажен. Весь день ушел на наведение порядка.

Вернувшись вечером со службы, капитан квартиру не узнал. Кроме чистых полов, пригодных для пользования уборной и ванной, квартира получила дополнительную площадь кухни. Кроме того, был заменен сломанный замок и квартира стала запираться. Позднее была освобождена и четвертая комната (хозяйские вещи и мебель перенесли в сарай), и даже были вымыты и выскоблены полы пятой комнаты, предназначенной для собак. Затем в комнаты были приобретены ковры, а в коридор и ванную – ковровые дорожки, и, как говорил Федько, стало не стыдно пускать в квартиру немцев. Для поддержания порядка он стал нанимать немок – уборщиц из комендатуры, а затем договорился с дочерью бывшего хозяина дома Гертрудой, и она два раза в неделю приезжала, чтобы сделать уборку[11].