Самому Ломову стало плохо, нитроглицерин не помог, вызвали «неотложку». Когда жену Глотова уже отправили на опознание «мерседеса», раздался новый звонок — из районной больницы:
— Глотов такой у вас работал?
— Да, — срывающимся голосом ответила секретарша.
— К нам доставили труп. По документам Глотов Виктор Петрович. Кто-нибудь приедет опознать?
В больницу отрядили все того же Эдика. Он перезвонил по мобильному телефону через полтора часа. В морг его не пустили, потому что приехала милиция. Но свидетельство о смерти Глотова он видел своими глазами.
Ломов позвонил капитану Червонцеву, хотел посоветоваться, но того не оказалось на месте.
В компании «Новые времена» только и говорили что об убийстве Глотова, а тем временем банк все-таки заморозил ее счета, и на Ломова сразу обрушился поток финансовых проблем. Нечем было выдавать зарплату.
И тут в здании появился живой и невредимый Виктор Глотов. Он поднялся на третий этаж и, не обращая внимания на ошеломленную секретаршу, которая замерла с открытым ртом, вошел в президентский кабинет.
У Ломова, который курил как паровоз, побагровело лицо.
Глотов молча поставил на его стол магнитофон с заложенной в него кассетой, включил. Ломов услышал свой пьяный голос:
— Уберите Глотова, успокойте его.
Так же хладнокровно Глотов убрал магнитофон в портфель и уселся напротив ошеломленного Ломова.
— Максим Иванович, если я передам эту пленку следователю, который ведет дело о покушении на меня, Наде придется носить вам передачи до конца жизни. — Глотов положил ногу на ногу и вытащил из тонкой папки трехстраничный документ: — Есть другой вариант. Вы отказываетесь от прав на мою брокерскую контору, и я оставляю вам пленку на память.
Ломов несколько минут молчал. Потом взял документ и, не прочитав, подписал.
Не все знали, что именно происходит с Ломовым, но чувствовали неладное.
Еще недавно в его кабинет валом валил разный народ. Мелькали знакомые лица: советник президента, которого Ломов возил за свой счет на Тайвань, известный артист, который просил денег и их получал. Директора банков, иностранные бизнесмены… Теперь их стало меньше. Зато на прием запросились подданные его империи — бухгалтеры, шоферы, слесари, уборщицы. Ломов приучил их к высоким зарплатам. А в последние месяцы не было ни обещанной прибавки, ни премиальных, даже зарплату задерживали. Ломов теперь был очень несдержан, матерился так, что слышно было на всех этажах. Но никого не увольнял. Жалел. И помогал всем, кто его просил о помощи. Не слушал возражений бухгалтера. К нему и шли со всем: просили денег на отпуск, на лекарства, на ремонт, просто взаймы. О долге он никогда не напоминал.
Банк требовал вернуть кредит и проценты. Ломов не смог заплатить и людям, которые обещали ему защиту от рэкетиров. Ночью сгорели три принадлежавших Ломову киоска. Утром ему позвонили по личному номеру, известному только семье.
— За тобой должок, — услышал Ломов. — Не отдашь, останешься совсем пустой. Предупреждение понял?
— Давайте встретимся, поговорим, — предложил Ломов, напугать которого было трудно.
— Возьми все документы по концерну и приезжай завтра в ресторан…
В кабинете у Ломова сидели главный бухгалтер и Анатолий Подвигин, новый первый вице-президент издательского концерна. Забрав счета, бухгалтер ушел. Подвигин остался, участливо спросил:
— Проблемы?
Анатолия Подвигина, худенького, с крысиным личиком, вообще-то привел Виктор Глотов. Но после разрыва с Глотовым Подвигин остался верен Ломову. Глотов и Подвигин и раньше не особенно были близки. На совещаниях сидели порознь. Глотов любил красивую жизнь, купил себе «мерседес», золотые часы «Ролекс». Подвигин был равнодушен к одежде, много работал.
Ему Ломов поручил создать сеть киосков и выпускать ежедневную рекламную газету. Продавали ее с рук на улицах, в метро, на вокзалах. Продавцы приносили никем не учтенные наличные деньги — спасение для концерна. Теперь Ломов сделал Подвигина своим заместителем.
— Только не вздумайте ехать один, Максим Иванович, — сказал Подвигин. — Опасно.
— Возьму с собой Эдика, — пожал плечами Ломов. — А то брошу все к черту, возьму Надю и улечу куда-нибудь, загранпаспорт у меня в кармане.
Подвигин криво улыбнулся:
— Что может безоружный Эдик? Я найду вам надежных парней, профессионалов, которые будут вас сопровождать.
Три крепких парня в кожаных куртках заехали за Ломовым на своей машине. Он и в самом деле почувствовал себя увереннее. Водитель поставил машину у самого входа в ресторан. Двое ребят шли впереди Ломова, один сзади. В вестибюле стояли человек пять. Один из них подошел к «кожаным» ребятам:
— Все, можете ехать. Спасибо за доставку.
Надежные парни развернулись и вышли.
Ломов остался один.
— Документы привез?
Ломов полез было за бумагами, но чемоданчик бесцеремонно вырвали у него из рук:
— Жди здесь.
Так Ломова еще не унижали. Он беспрерывно курил, ходил по вестибюлю, устав, присел на подоконник. Примерно через два часа его позвали наверх, в банкетный зал, где решали его судьбу.
Угол стола очистили от тарелок и бутылок, там лежали документы издательского дома.
Они предложили вернуть за него долг банку и заплатить откупного, если Ломов переведет издательский дом на имя их доверенного человека. На размышление дали пять дней.
Вернувшись к себе, Ломов спросил у секретарши:
— Подвигин здесь?
— Заболел.
Ломов понимающе кивнул и прошел к себе. Он вспомнил, как во время одной пьянки кто-то из случайных знакомых намекал на то, что, имея свои киоски и рекламную газету, можно получать хороший доход от людей, которым нужно отмывать деньги сомнительного происхождения. Если бы Ломов согласился, они бы сдавали свои деньги в банк под видом выручки за газету — ведь она продается без чеков, по цене, которую устанавливает сам продавец. Теперь Ломов понял, чем занимался в его фирме Подвигин.
Ломов отправил в отпуск охранника Эдика. Попросил отдел кадров оформить им с Надей заграничные паспорта и купить билеты в Турцию, где ждал друг-художник.
В один из этих дней Червонцев зашел к Ломову — поговорить. Выпили. Ломов несколько раз порывался рассказать Червонцеву о своих проблемах, но не смог преодолеть недоверие к милиционеру.
А Червонцев чувствовал, что ему сложно общаться с нормальным человеком, что он с трудом находит слова. Общество оставило милиционеров наедине с теми, с кем само не желает иметь дело, с преступниками, алкоголиками, наркоманами, бомжами, проститутками и сутенерами. Червонцев сразу понял, что бесполезно разговаривать с ними на своем языке, разговаривать надо на их языке.
