— Тогда кто тот человек, который ворвался к Софи? Человек, который постоянно мерещится ей?
— Понятия не имею.
— Лжете! Это подлая ложь, Эл.
— Нет! — так же бешено закричал в ответ Эл. — Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, но задавай мне лишь те вопросы, на которые я могу ответить.
— Почему вы хотите, чтобы я убил Софи? — Джей сорвал повязку с глаза, и боль стала вдвое сильнее. Он больше не мог кричать. Даже еле слышный шепот давался ему с трудом. — Зачем я ношу эту повязку, если с моим глазом все в порядке? Что вы со мной сделали?
В кухне больше не слышалось уютного бульканья кипящего кофе, не чувствовалось его приятного аромата. Стоила первозданная грозная тишина.
Терзаемый чудовищной болью и гневом, Джей подумал: «Не управляет ли Эл этой болью с помощью какого-нибудь дистанционного устройства?» Неужели он — сумасшедший ученый, который может в наказание Джею усиливать напряжение, не испытывая при этом никакого чувства вины, словно перед ним лабораторная крыса?
Эл отшвырнул документы, которые держал в руке, так, словно это была бомба.
— Нам пришлось это сделать, Джей. Мы были вынуждены. У нас не было выбора.
— Сделать ЧТО?
— Изменить твою память.
— Господи Иисусе! — Джей стиснул руками голову.
— В чем дело? Больно? — спросил Эл, подходя ближе. Повязка валялась на полу у ног Джея. Эл поднял ее. — Надень. Ну же, давай!
— Зачем?
— Это гипнотическое приспособление, действие которого усиливается с помощью лекарств. Так запрограммировано: боль начинается, как только ты снимаешь повязку.
Джей зарычал как зверь, не давая ему подойти.
— Запрограммировано? Так что же вы, будь вы все трижды прокляты, со мной сделали?
— Повязка действует как антенна и средство обратной связи, — продолжал Эл. — Фотоэлектрическая батарея направляет световой луч на сетчатку глаза, а та ретранслирует его на аналитические центры мозга, где они преобразуются в зрительные образы. Частота светового луча зависит от того, куда именно он будет направлен, а мозговая реакция — от силы и длительности воздействия.
— Вы проделали все это для того, чтобы я забыл, что случилось во время суда?
— Не совсем. Нам пришлось помочь тебе забыть, что случилось, и запомнить события, которых не было. Например, то, как тебе вырезали глаз в тюрьме. Этого на самом деле никогда не было.
Мягкий кухонный светильник ослепил Джея, когда он поднял голову и посмотрел на ученого, зашедшего так далеко, что это невозможно было себе даже представить. Он отнял разум у другого человека, отнял его мысли и память ради собственных целей.
— Это не то, что ты думаешь, — сказал Эл. — Это не манипуляция сознанием и не научная фантастика. Переводя на обыденный язык, можно сказать, что мы изъяли у тебя кое-какие плохие воспоминания и внедрили хорошие.
— Джею Бэбкоку не нужно объяснять такие вещи обыденным языком. Вы разве забыли, что он имеет фармакологическое образование? Видимо, вы говорите о некой разновидности трансформатора памяти на основе ДНК, не так ли?
Эл чуть не рассмеялся:
— Ты мне все еще не веришь, да? Нам незачем было передавать тебе память Джея Бэбкока, потому что ты и есть он. Но тебя следовало остановить. Ты ведь собирался все разрушить — ты и Ной.
Несмотря на боль, молотом стучавшую в голове, Джей старался думать. Ной кончил в доме для слабоумных стариков, у него отняли и рассудок, и здоровье, а Джей — в тюремной камере, лишенный свободы и прошлого. Это не совпадение, Джей в этом не сомневался.
— Итак, вы нас устранили, — сказал он.
— Никто никого не устранял, во всяком случае, не так, как ты думаешь. Ной уже несколько лет страдал прогрессирующей болезнью Альцгеймера, и он не мог полностью осознавать свои действия. Его пожирала изнутри мания ответственности перед людьми. Кто же, находясь в здравом уме, добровольно отдаст себя на растерзание волкам? Его следовало отстранить от руководства, иначе он погубил бы компанию.
На какое-то мгновение Эл снова превратился в государственного мужа: говорил убежденно и странным образом убедительно. Казалось, он на самом деле верит в то, что говорит, а возможно, теперь так оно и было. За долгие годы он, должно быть, убедил себя в собственной правоте — иначе как бы он смог жить с тем, что сделал?
— Итак, вы поместили Ноя в клинику? — спросил Джей.
— Не я принимал окончательное решение. Это не моя прерогатива. Это сделал твой брат Колби. Поместив отца в больницу, он стал поверенным в его делах.
— А мне вы благополучно подстроили несчастный случаи?
— Я ничего не подстраивал. Я даже не знал, что ты собираешься в альпинистский поход. Колби постфактум поставил меня в известность, что ты пропал без вести. Я поверил ему и, честно признаться, почувствовал облегчение.
Джей даже не пытался скрыть горечи, которую испытывал от всего услышанного:
— Сваливаете вину на покойника? Как удобно.
— Это действительно сделал Колби, Джей.
Последние слова произнесла Уоллис, вплывшая в кухню в душистом облаке розовато-лиловых шелков — широкий пеньюар свободно ниспадал с ее плеч. Во взгляде читалась боль, но каким-то образом ей удавалось выглядеть сильной и гордой, такой сильной Джей не видел ее уже много лет.
— Смерть Колби не снимает с него вины за то, что он сделал, — продолжала она. — Ничто не оправдывает и нас за то, что сделали мы. Но замысел принадлежал Колби, и он приводил его в исполнение втайне и безжалостно. — Она подошла к Элу и встала рядом, давая ясно понять, с кем она. — Твой брат всегда находился у Ноя под каблуком и много лет пребывал в твоей тени. Это был его шанс изменить положение вещей и начать действовать по-своему. Мы с Элом действительно приняли его сторону, но тогда мы еще не знали, на что он способен.
Засунув руки в карманы широкого пеньюара, Уоллис сжала кулаки, что было единственным видимым проявлением ее внутренней борьбы.
— Колби никому не говорил, что он с тобой сделал. Я узнала об этом только, когда разбирала вещи после его смерти. Он переехал в кабинет Ноя, не позаботившись даже поменять код сейфа, а Маффин путешествовала по Европе, поэтому у меня было время. Когда мы с Элом узнали, где ты, мы тут же стали строить планы, как вызволить тебя.
— И сделать мне лоботомию?
— Джей, пожалуйста, не надо. Это было сделано для твоего блага, для всеобщего блага. Нам казалось, что тебе будет легче, если ты забудешь подробности того судебного процесса — и крушения Ноя. — Подбородок у нее начал дрожать, и ей понадобилось время, чтобы снова взять себя в руки. — Ты сам не захотел бы это вспоминать. Это было ужасно. — Она сцепила руки, не вынимая их из карманов, и голос ее стал умоляющим: — Прошу тебя, пойми, почему я на это решилась. Я не знала другого способа вернуть тебя и вернуть все то, что тебе по праву принадлежит: компанию, жену. О таком будущем для тебя мечтал и Ной. Такова была его воля. Я бы сделала все, чтобы увидеть, что дело Бэбкоков находится в твоих надежных руках.
