Подстегиваемый инстинктом зверя, учуявшего запах пороха, запах близкой смерти, он рванулся прочь от страшного места, желая только одного — уйти подальше от грохота оружия. Он бежал, спотыкаясь, задыхаясь от усталости, не чувствуя веток, которые звонкими пощечинами хлестали по лицу. Наконец он выдохся и, споткнувшись о поваленный ствол березы, рухнул на землю.
Но новый оглушительный выстрел догнал его, и пуля, как рассерженная пчела, впилась в пень над головой, осыпав волосы полусгнившими щепками. Вдалеке послышался хруст веток и сухой щелчок взводимого курка.
Тогда он вновь вскочил и рванул вперед. В сапогах бежать было страшно неудобно, ступни выворачивались, каблуки скользили. Раздвигая руками ветки, точно отмахиваясь от невидимых насекомых, он бежал и слышал только свое запаленное дыхание и звуки погони за спиной. Пола телогрейки тяжело шлепала по бедру, оттягиваемая пистолетом.
Силы были на исходе. Парнов гигантским прыжком преодолел груду валунов, на которую взобралась юная пушистая ель, скрылся в укрытии и дрожащими руками стал доставать оружие.
Ветки деревьев зашевелились невдалеке, и смутные фигуры замельтешили между стволов.
Прищурив глаз, Парнов неумело прицелился и нажал на спусковой крючок. Пистолет злобно подпрыгнул в его руках и изверг порцию огня. Гром, прокатившись между деревьев, стих. Вместе с ним точно притих шумный лес. Треск сухих сучьев смолк. Фигуры исчезли, слившись со стволами.
Парнов привалился к камню и устало закрыл глаза.
— Откуда у него пистолет? — прошептал Стеценко, прижимаясь щекой к мягкому ковру опавшей хвои. — Вижу его. Он там, за камнями… Решил отстреливаться.
Губкин лежал рядом и тяжело дышал. Мельчайшие капельки пота выступили на верхней губе.
— Может, я его обойду слева? — предложил он. Глаза Андрея возбужденно блестели. Он начал было отползать, по-змеиному извиваясь на земле, но тяжелая рука Стеценко удержала его.
— Лежи!
Они выжидали. Противник тоже не шевелился, притаившись за черной громадой камней.
— Удобная точка у него для обороны, — пробормотал сквозь зубы Стеценко. — А мы на открытом месте, как на ладони.
Они лежали так минуту, две, три. Между тем уже стало постепенно темнеть, и золотой вечерний сумрак становился все более серым и неуютным.
Стеценко снял кепку и осторожно приподнял ее над головой. Выстрела не последовало.
— Патроны бережет, — прошептал Стеценко и, бесшумно перевалившись на живот, расчехлил бинокль.
Груда камней, казалось, затаилась в ожидании.
— Ну что, рискнем его взять? — прошептал Стеценко. — Давай за мной!
Он поднялся на полусогнутых и короткими перебежками рванул вперед.
Невидимая пуля сразу же сбила ветку над головой — противник держал нападавших под прицелом.
Они вновь залегли, прижавшись щеками к земле и обнимая ее руками.
Стеценко слегка развернулся телом к Губкину:
— Темнеет.
Андрей кивнул, не поднимая головы, — получилось какое-то странное дерганье шеей.
— Там Лиза одна, — прошептал он.
— Возвращайся к ней, — прохрипел Игорь, — я тебя прикрою. Идите в лагерь.
— А ты?
— Я остаюсь здесь.
— Тогда я тоже, — сказал Андрей.
— Иди за ней!
— Но я тоже хочу!
— Это приказ!
Стеценко с ненавистью сжал зубы. Что делать? Если они останутся добивать этого типа, девчонка неизвестно еще чего выкинет. Притащится сюда, под пули, заноет, будет им мешать, а то подставит и себя, и их под удар. Или вздумает куда-нибудь уйти, хотя ей было строго-настрого приказано сидеть и никуда не отлучаться. Наступает ночь, она как пить дать заблудится, замерзнет… Ищи ее потом по всему острову…
А преступник… Он никуда не денется… Лобовой атакой его сейчас не возьмешь, лучше подкараулить, когда он не будет ждать нападения. Куда он денется, с острова-то?
— Ладно, отступаем, — пробурчал Стеценко и стал как рак пятиться назад, сжимая в руке оружие. Груда камней впереди была тиха и неподвижна.
Как же им мешает эта девчонка!
Они ушли. Парнов облегченно вздохнул. Что это были за тени, которые гнались за ним? Девушки с ними не было, он сразу узнал бы ее по ярко-красной экипировке. Один из них — тот парень, что был с ней, это ясно, а еще кто? Тот человек, который стрелял в него из-за кустов? Ничего не понятно, откуда он взялся?
Остров оказался на поверку отнюдь не безлюдным. Он был, кажется, даже чересчур обитаемым, но обитали на нем какие-то странные люди. Дикие, злые, недоброжелательные друг к другу. Люди, которые поливали друг друга свинцом без малейшего повода. От них глупо было ждать помощи. От таких людей хотелось сбежать.
Парнов медленно брел, как ему казалось, к берегу. Он едва волочил ноги. Руки его крепко сжимали пистолет, как утопающий держится за соломинку. Желудок глухо ныл, напоминая о том, что с утра маковой росинки у него не было во рту.
В сгустившейся темноте Парнов не замечал, что, описав кривую, он возвращается не к своему костру и к лодке, а, наоборот, удаляется от них на противоположную оконечность острова. Он медленно брел вперед, с трудом поднимая ноги, вяло обходя поваленные стволы, — не хватало сил перебираться через них.
Он медленно шел, когда новый гулкий выстрел разорвал ночную тишину, прокатившись громовым раскатом над островом.
Они почти дошли до цели, когда стало темнеть. Солнце, прорвав густую пелену облаков, покрылось туманной пленкой, как полузакрытый глаз сонной птицы. Тучи расползлись, обнажив ясное фиолетовое небо. Стало заметно холоднее, но путники, шедшие все медленнее, не замечали ночной сырости, тяжело переставляя ноги.
До лагеря было рукой подать. В синеющем темнотой небе резко выделялся черный зуб суши с приметной сосной на берегу, раскинувшей свои ветви над водой. Сосна казалась силуэтом, вырезанным из черного бархатного картона.
Лидия шла за Батыриным, он осторожно нащупывал дорогу крючковатой палкой, срезанной по пути.
Впереди раздалось странное тяжелое фырканье. Батырин остановился как вкопанный, Лидия налетела на него сзади.
— В чем де… — остановилась она на полуслове.
Прямо на их пути, метрах в двадцати, не более, стоял на четвереньках медведь и беззаботно хлебал воду из ручейка.
Лидия зажала рот рукой, чтобы не завизжать от ужаса.
Батырин между тем храбро достал пистолет и прицелился.
— Не надо, — прошептала Лидия сквозь пальцы. Батырин далеко отставил руку, как будто боялся запачкаться, и, закрыв глаза, выстрелил.
Медведь зарычал, испуганно попятился и прыжками умчался в лес.
