Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
— Я чую. Чую одного из тех, кто должен был умереть, но остался жив из-за твоей глупости. Молчи!
Раздался легкий шорох, подуло леденящим сквозняком. И, уже не пытаясь сохранять тишину, Бракин метнулся назад по тоннелю. Он пулей пролетел всё расстояние, едва не пробежав мимо входа в тайный лаз. Ему казалось, что сзади его догоняет голубое мертвящее сияние — бесшумное и смертоносное, в образе безжалостной седой волчицы.
Бракин вывернул доски, ужом скользнул внутрь и вылетел с той стороны лаза, будто у него появились крылья.
Не задерживаясь в гараже, он кинулся к выходу, огляделся, и спрятался за углом, прижавшись к проржавевшей стенке.
Над Черемошниками, в разрывах белесых облаков, плыл холодный колючий месяц. Всё было тихо и мёртво кругом.
Внезапно из тьмы выплыла фигура. Бракин быстро опустил руку в карман, но тут же с облегчением вздохнул: он узнал понурый силуэт бомжа.
— Ну, как сходил? — буднично спросил он.
— Отлично! — Бракин перевел дух. — Ты тут никого не видел? Тогда пошли.
И двинулся к ближайшему поперечному переулку.
— Куда? — опомнился Рупь-Пятнадцать.
— К Алёнке. Или к Андрею, — если дети сообразили перенести Тарзана к нему.
Наташка на секунду замирала возле тёмных домов и, глядя на окна, долго и сосредоточенно прислушивалась. Постояв и уяснив что-то важное для себя, она двигалась к следующему дому. И снова останавливалась, устремив пронзительный взгляд в тёмные окна, в глубину комнат.
Иногда, засомневавшись, она задерживалась возле дома дольше обычного. Ей мерещились запах Девы и смрад старого больного пса. Она ненавидела болезнь и старость. Теперь-то она точно знала, что умирать следует как можно раньше, — задолго до того, как начнутся болезни, и уж конечно до того, как мозг подаст сигнал и включится бомба с часовым механизмом, спрятанная в каждом живом существе. С этого момента отравленные смертью невидимые существа начнут свою работу, проникая с током крови повсюду, до кончиков ногтей, и повсюду заражая смертью бессмертные живые клетки.
Слава Сараме, с ней этого не случилось.
Наташка отошла от очередного дома, принюхалась. Она неслышно и мягко ступала по снегу, она скользила по нему, почти не оставляя следов. Её тело — это было лучшее, что знал за последние перевоплощения беспокойный и вечно неутолённый дух Ка.
Она скользила мимо домов, но некоторые вызывали у нее подозрения. Иногда она не только долго стояла, вглядываясь во тьму спален и сараев. Она перескакивала через штакетник, обходила дом вокруг, заглядывала в окна.
Она видела спящих женщин; среди них попадались и молодые, и даже почти такие же красивые, как она сама; но они не были Девами. От них разило потом, мочой и месячной кровью.
Попадались и старые больные псы. Но все они умирали от включившегося механизма смерти, а не от ран. К тому же они были напуганы, и либо жались в своих конурах, тоскливо и жалобно тявкая во сне, когда месяц заглядывал к ним; либо, если хозяева прятали их в домах, дрожали от ужаса у порогов.
Наташка качала головой, глаза её гасли, и она продолжала свой путь.
Бракин схватил Уморина за плечо и прошипел в самое ухо:
— Т-с-с! Видишь? Вон она!
Уморин встал на цыпочки и начал озираться. Потом рискнул шепотом спросить:
— Кто?
— Наташка. Вернее, то, что от неё осталось.
Уморин вгляделся в дальний конец Стрелочного переулка. И вдруг присвистнул:
— Ба! Да это же Наташка!..
Больше он не успел ничего сказать: Бракин крепко, двумя руками, зажал ему рот.
Ка почувствовал движение позади.
Остановился, подозрительно оглядел переулок.
К счастью, они стояли довольно далеко, в тени забора, к тому же Бракин немедленно поволок слабо упиравшегося Уморина за угол.
— Ты чо? — обидчиво спросил Уморин, едва получив возможность говорить. — Это ж наша цыганка, Наташка! Поди, ходит, спирт предлагает. Или золото там…
— Какое золото?? — прошипел Бракин. — Идем скорее, пока она ещё далеко. Если со Стрелочного начала, — нескоро до Аленкиного дома доберется…
— Дык… — начал было Уморин и умолк, заторопившись за Бракиным.
— Теперь я знаю, почему тебя Рупь-Пятнадцать прозвали, — сказал на ходу Бракин. — Раньше думал: наверное, ему раньше вечно «рупь-пятнадцать» на бормотуху не хватало. А теперь понял. И раньше, и теперь. И не на бормотуху. Так. Вообще не хватает.
— Ну, — согласился Уморин и больше ничего не добавил.
Кто-то мягко трогал Алёнку за плечо, щекотал висок.
— Отстань! — хотела сказать Аленка, и проснулась.
Над ней мелькнул смутный силуэт.
Она привстала, протерла глаза и шепнула радостно:
— А чего ты так долго не приходил?
— Тише. Тебе надо уходить.
— Мне? Куда?
Аленка глянула в кухню — темно, глянула за окно — темно.
— Ночь же ещё? — сказала она.
— Они уже близко. Они здесь, они ищут тебя, — прошелестело в воздухе.
Аленка не поняла, кто это такие — «они», но почему-то страшно испугалась.
— А куда идти? — спросила она задыхающимся от волнения голосом.
— Здесь недалеко. Только скорее.
Аленка, торопясь и путаясь в ворохе одежды, сваленной на стуле, начала одеваться. Потом спросила:
— А как же баба?
— Её они не тронут. Им нужна только ты. Выходи на улицу, только тихо, — не разбуди бабу. Я вынесу Тарзана и подожду тебя у ворот.
Силуэт растаял в полутьме.
Алёнка вышла быстро, тихо прикрыв за собой ворота, которые все равно на морозе звонко заскрежетали.
Тёмное существо, похожее на человека, держало в лапах Тарзана, завернутого в пальто. Увидев Аленку, существо быстро зашагало прочь.
Аленка, подскакивая, побежала следом. Спросила на бегу:
— А кто это — «они»?
— Те, что хотят убить меня, тебя, и Тарзана.
Еще один вопрос всё время вертелся у Аленки на языке. Но она не решалась его задать. Они торопливо шли в белом морозном тумане мимо скрюченных ив, клёнов, черемух и рябин, обсыпанных белыми искрами; мимо глухих заборов и затаившихся черных домов, над крышами которых плыл одинокий месяц.
— Ты хочешь спросить, кто я? — внезапно спросило существо.
Аленка кивнула, подумала, что кивка Он не увидит, и сказала:
— Да.
— Я — изгнанник. Много-много лет назад люди считали меня богом справедливости, который должен судить мёртвых. Но потом они решили, что я недостоин этой роли, и призвали другого бога — Осириса. Но это было так давно, что всё уже сотни раз переменилось, люди забыли об Осирисе, теперь о нём помнят только учёные люди. А я потерял свое имя, и стал немху, отверженным. Но люди меня не забыли, и под другими именами я существовал все эти годы. А кроме меня, не забыли Упуат, мать волков. Каждое время и каждый народ давал ей другое имя. Одно из этих имён — Сарама. Это имя ей нравится больше других. Она хочет вернуть мир к началу. И чтобы в этом мире поклонялись лишь ей одной.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
