— В кабинет директрисы. Немедленно.
Мы уходим из раздевалки, на нас по-прежнему физкультурная форма. Пока мы топаем по бетонной игровой площадке к главному корпусу, у меня в голове крутится лишь одна мысль: мой кулон — там, в той коробке. И как я его теперь получу обратно? Без него я не могу пойти домой, не могу оставить его здесь на все выходные. Я хочу, чтобы на мне была моя нормальная школьная форма, а не эта гадость. Но плакать я не собираюсь.
— Спасибо, — говорю я Рокси.
— Гореть мне в аду, — вздыхает Эмма. — Мы в большущей беде.
Но в каком-то смысле это приятно будоражит.
— Знаете, парижских пробирных клейм не бывает, — замечает Рокси.
Мы дружно смеемся. Мы в беде, но мы свободны. С моим смехом только одна проблема — за ним скрывается ужасная тревога. Я должна вернуть кулон.
Директрису зовут мисс Питерсон.
— Что это вы трое тут делаете? — спрашивает она, когда мы оказываемся у нее в кабинете. Он примыкает к свежеотремонтированному школьному фойе, которое рядом с актовым залом. Тут жарко, душно и пахнет клеем и школьными обедами.
— Понятия не имеем, — сладко тянет Рокси. — Вышло небольшое расхождение во взглядах с мисс Хайнд, и…
— Мисс Хайнд чуть не расплющила Рокси об стену, — выпаливает Эмма.
— Мы сильно перепугались, — добавляю я.
— Хорошо, — говорит мисс Питерсон. Вздыхает. — Я совершенно уверена, что вы преувеличиваете, у девушек вашего возраста есть такая склонность. Мои штатные сотрудники не плющат людей об стены. Рокси?
— Да, мисс, — кивает та. — Думаю, имело место расхождение во взглядах.
«Расхождение» она произносит так, что, кажется, это тянется вечность. «С» у нее превращается в «з», «р» раскатывается так, что становится неловко, а уж когда она добирается до «ждение», то произносит его как «ждениэ». Болтая со мной и Эммой, она говорила нормальнее. Интересно: может, она просто выделывается, подчеркивая акцент, когда сталкивается с людьми вроде мисс Питерсон? Я бы так и делала, будь я Рокси и будь я чуточку храбрее, чем есть.
Мисс Питерсон снова вздыхает.
— Вы пробыли здесь меньше двух недель, — говорит она. — Тот факт, что я вас тут увидела так быстро, является дурным знамением. Дурным знамением. — Терпеть не могу, когда учителя повторяют такие штучки. Ощущение такое, будто они думают, что исполняют Шекспира, а не беседуют с одиннадцатилетками. — Я буду присматриваться к вашей троице, — продолжает она, показывая на нас пальцем. — Понятно? Если я вас увижу здесь снова до конца четверти — всё, пишите письма. А теперь вон с глаз моих.
Мы строем выходим в глянцеватое фойе. Такое чувство, будто уже выходные. У столовки в дальнем конце холла опущены серебристые жалюзи, и луковых запахов готовки не ощущается. Двое мужчин, похоже, затаскивают в школу какое-то оборудование из фургона. Должно быть, это для дискотеки старшеклассников, она будет сегодня вечером. У младших классов ее не будет еще две недели, но все мои подружки планируют пойти. Даже не знаю, как у меня получится. Мне не разрешат вернуться домой на автобусе, а если меня должен будет забрать дедушка на машине, проблем не оберешься. Как бы то ни было, париться по этому поводу я не могу. Я должна вернуть кулон.
— Почему ты не пожаловалась на мисс Хайнд? — спрашивает Эмма Рокси, когда мы выходим через парадные двери на автостоянку.
Рокси закатывает глаза.
— Нельзя ябедничать на учителей, — говорит она. — Если они узнают, что ты про них сплетничаешь, они костьми лягут, лишь бы превратить твою жизнь в ад. К тому же директрисы всегда поддерживают учителей. Лучше придумать, как отомстить тоньше.
До конца физры, а стало быть и до конца уроков, остался час. Мы покидаем территорию школы и бредем вокруг пустующих раздевалок.
— Как думаете, может, нам теперь стоит одеться? — говорит Эмма.
Рокси уже напяливает школьную юбку.
— Да, — пожимаю плечами я. — Других вариантов не вижу.
Нам очень трудно понять этот потерянный час, в который мы провалились. В школе все так спланировано и структурировано. Ты никогда не оказываешься в свободном полете, свободной от графиков, расписаний и надзора. Но мы почему-то свободны, за нами не наблюдают. Следующие две-три минуты мы втискиваемся в школьные униформы и боимся: вдруг сейчас кто-то сюда придет и случится еще какая-нибудь беда. Потом недоуменно смотрим друг на друга. Пока идут уроки, ни в библиотеку, ни в столовую (которая все равно закрыта), ни на игровые площадки нам ходить нельзя.
— Вот дерьмо, — говорит Эмма. — Может, нам просто разбежаться по домам?
— Мне нужно дождаться отца, — замечает Рокси.
— А мне автобуса, — говорю я. — И еще я должна забрать кулон.
— Мисс Хайнд настоящая корова, — говорит Эмма. — Что же нам делать?
— Взломаем сейф, — предлагает Рокси.
— Она узнает, — возражает Эмма. — И тогда пишите письма.
— Да, — киваю я. — Она поймет, что мы его забрали.
— Если нам вообще удастся туда залезть, — вставляет Эмма.
Готова поспорить, я бы сейф открыла, но решаю про это молчать и взамен говорю:
— Мне придется дождаться конца урока и попросить у нее кулон.
От одной мысли об этом у меня мурашки по коже.
— Мы с тобой тут побудем и ее дождемся, — говорит Рокси. — С этой сукой нельзя оставаться одной. Ты не знаешь, что она может сделать.
Мы с Эммой переглядываемся. Никто из наших сверстниц не произносит слово «сука», тем более с таким кинозвездным акцентом. Рокси из тех, с кем нам не стоит водиться. Слишком уж странная. И все же мы знаем, что будем с ней водиться. Особенно я. Я тоже странная, это само собой, хотя у меня получше выходит это скрывать.
Ожидание мисс Хайнд оказывается сложным предприятием. До нас доходит, что если мы так и будем тут, в раздевалке, одетые, когда остальные девочки вернутся, нас определенно обзовут лесбиянками. Ты просто-напросто не имеешь права смотреть, как другие принимают душ и переодеваются, если сама этого не делаешь. Так что в конце концов мы совершаем странное турне по самым дальним школьным окраинам, пока не оказываемся на вершине холма, в самом центре кафедры краеведения, где держат коз. Судя по всему, на третий год нам придется учиться их доить. Отстой! А на биологии придется резать всякую живность. Мы с Эммой уже говорили о том, чтобы устроить забастовку, когда это случится. Нынче в школе стало очень модно говорить про забастовки — наверное, это из-за шахтеров. Эмма постоянно поднимает эту тему.
Мы умудряемся так рассчитать время, что возвращаемся в раздевалку через две минуты после конца занятий. Теперь все надо делать быстро, потому что автобус уже ждет на автостоянке, да и отец Рокси скоро должен прийти. Мисс Хайнд тут как тут, одна, сортирует хоккейные шайбы в ящике.
