Я это сделала потому, что, положив рядом старый и новый справочники, узнала: он переменил адрес и телефон. Это, конечно, еще ничего не значило. Мог или получить, или построить квартиру. Но актерам такого ранга давали квартиры в конце жизни, а построить сегодня квартиру может актер, который зарабатывает в валюте, а таких и десятка не наберется на всю Россию. Митрохин в их число не входил. Непонятно почему, но я уже знала, что это моя судьба. Вначале я позвонила по старому телефону. Брошенные жены, если к тому же они брошены недавно, почти в истерике кричат: такого здесь нет и никогда не будет! И хлопают телефонной трубкой.
Мне ответила женщина, ответила сдержанно, продиктовала новый телефон Митрохина. То ли женщина была хорошего воспитания, то ли достаточно предусмотрительная: если получает алименты, зачем же отпугивать работодателей. Ведь каждый звонок с киностудии — это почти всегда предложение.
Потом я позвонила по новому телефону Митрохина. Тут же поняла, что попала в коммунальную квартиру, вместо Митрохина позвали его мать, которая записала мой московский телефон, задала вполне разумные уточняющие вопросы, вероятно, вела уже неоднократно подобные разговоры.
Митрохин мне перезвонил. По его наводящим вопросам я поняла, что он меня не очень помнит, но это вполне нормально для начинающего актера. Потом актер и имя помнит, и какие подарки ассистентка предпочитает, потому что актерская судьба, особенно вначале, больше зависит от ассистента, чем от самого актера.
Когда есть идея, технология ее разработки не так уж и сложна. Я сосредоточилась только на одном варианте с Митрохиным, отбросив запасной. С российскими мужиками точно договориться невозможно. Он то опоздает, то пообещает, а потом передумает. И любой точно составленный график ломается напрочь. Я не хотела выкручиваться в его присутствии, когда тебе звонят за полночь и сообщают, что приедут через полчаса. Это хорошо, если звонят. А то могут припереться и без звонка. Почему-то считается, что, если ты одинокая женщина, да еще с ним когда-то переспала, к тебе можно приехать хоть под утро, даже не предупреждая.
Кино Митрохина использовало в эпизодах. Предлагали и роли, но еще не главные. На Митрохина было приятно смотреть. Высокий, поджарый, он двигался как непонятной породы хищник, хотя почему непонятной? Так, наверное, когда-то двигались мужчины, не волоча ног и не сутулясь.
В актерской карточке Митрохина было помечено: рост — сто девяносто, глаза — голубые, умел скакать на лошади, фехтовать, еще был бокс, дзюдо, умел водить машину. Сегодня, наверное, только актеры дотягивают до среднего стандарта мужчины из прошлого времени.
Митрохин был уже заложен в записные книжки ассистентов по актерам и студийные компьютеры. Ему оставалось немного: сыграть одну-две главные роли, чтобы его заметили зрители и критики. Митрохину нужна была удача.
Одну удачу можно организовать и среднему актеру, но удачу надо подкреплять, это как в спорте: один рекорд — не рекорд, через несколько дней кто-то прыгнет на один сантиметр выше или пробежит на сотую долю секунды быстрее. Рекорды надо подкреплять и участвовать в престижных соревнованиях, чтобы тебя заметили, запомнили. Это уже технология. Редактор по рекламе должен получить именно те кадры из фильма, где герой на крупном плане. Он должен оказаться на нужном месте и в нужное время, когда телевидение приезжает на съемочную площадку. Потом два-три сезона в хорошем театре, необходим тренинг каждодневный, на разных ролях, при хорошем режиссере. И конечно, сниматься, сниматься, сниматься. За год одну-две главные роли, три-четыре — менее, пять-семь эпизодов. Молодому мужику все это по силам. Надо запомниться, но не примелькаться. Потом, когда тебя начинают узнавать на улицах, темпы надо снижать.
Актер, который входит в моду, — это целое предприятие по производству ролей летчиков, гангстеров, милиционеров, инженеров, фермеров, а всякое производство требует четкого управления, точно составленного графика, циклов эксплуатации, отдыха и даже профилактических ремонтов. К тому же надо выкроить время на спорт, хотя бы теннис два-три раза в неделю, бассейн. Обязательно просмотр новых фильмов. Соперников надо знать, знать их приспособления, чтобы придумывать свои.
Сегодня хороший актер уже не может обходиться без агента и менеджера. Но это там, у них. У нас и менеджер, и агент — это почти всегда жена. Вначале, когда я только начинала работать в кино, я не понимала, почему у великолепных, талантливых и удачливых актеров какие-то неказистые жены. Но это по первому впечатлению. Когда я узнала их ближе, я поняла: это сторожевые псы. Хотя почему псы? Пес ведь мужского рода. Это были сторожевые суки. Они следили за их диетой, одеждой, они водили и ремонтировали автомобили, стиральные машины, пылесосы и даже телевизоры. Они знали режиссеров, ассистентов, редакторов по рекламе. Они доставали билеты на самолеты, абонементы в плавательные бассейны, новые фильмы на видеокассетах, у них были контакты с лучшими врачами, массажистами, косметологами. Они обслуживали это предприятие, рекламировали произведенные изделия, искали новые заказы.
Разводов было не так уж много. При скрупулезном анализе легенда, что в кино все живут со всеми, не подтверждается. На киностудиях, как и на тракторных заводах, бывает всякое. Но преуспевающий, занятой человек на производстве кино или тракторов разводится все-таки редко. У актера, который много снимается, просто нет времени на основательный, длительный роман с новой женитьбой и разводом. А развод — всегда раздел имущества. Это у них там, когда можно заработать много и сразу, терять не страшно, а у нас, когда годы уходят на то, чтобы обставить квартиру, построить дачу, купить автомобиль, — бросить все сразу не каждый решится. Поэтому чаще всего разводятся, когда еще терять нечего, а, учитывая, что большинству терять нечего, потому у нас, наверное, и много разводов. Конечно, права Ирма: мужика, как гуся, надо бить на перелете. По-видимому, Митрохин находился именно в этом состоянии. К тому же он вот-вот мог стать фабрикой по производству ролей в кино, и ему очень скоро должна потребоваться жена, как я, которая уже многое могла и умела.
Я не должна была встречать Митрохина в аэропорту, провинциальные актеры такого класса обычно добираются сами на рейсовом автобусе до студийной гостиницы. Но Митрохина я встретила в аэропорту на студийной «Волге».
Кинопробы — это как устройство на работу. Нормальный человек устраивается на работу три-четыре раза за жизнь. У актера таких устройств от пятидесяти до трехсот. А это все равно что каждые три месяца менять организацию, начальников и каждый раз производить очень хорошее впечатление и непрерывно доказывать, что свое дело ты можешь делать лучше, чем другие, что лучше тебя никто не справится с этой ролью.
Нормальный человек после нескольких таких устройств, когда тебе через раз отказывают, даже не объясняя почему, становится неврастеником, не живет без валиума и годам к сорока имеет первый инфаркт.
Если судить по первому впечатлению от нашей встречи, в ближайшие годы инфаркт Митрохину не грозил. Он задал несколько уточняющих вопросов — что за роль, кто режиссер, — удобно устроился на заднем сиденье и уснул. Явно без предрассудков! Это меня несколько огорчило. Мужчина с предрассудками трудно сходится, но так же трудно и расходится. Такой вариант меня устраивал бы больше. Но я тоже без предрассудков. Я разбудила Митрохина, объяснила, чего хотел режиссер от роли, на которую ему предстояло пробоваться. Я сделала все, чтобы он не провалился. Работая на него, я работала на себя.
