Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
— Завершение еды по-римски, сэр, — сказал мистер Кафф.
Мистер Монкрифф открыл кухонную дверь и заглянул в столовую. Он увидел изувеченные картины и предметы, разложенные на полосатом полотенце. Он видел, как я вытер остатки рвоты со рта. Он на минуту исчез и появился снова, неся в руках высокую банку молотого кофе, не говоря ни слова, посыпал ее содержимым свидетельство моего недомогания и снова скрылся в кухне. Даже из глубин своего ужасного состояния я восхищался совершенством, с каким он демонстрировал перед нами строгие правила этикета.
Я накинул полотенце на клешню и яичко.
— Вы добросовестные люди, — сказал я.
— Чрезмерно добросовестные, сэр, — сказал мистер Кафф с тенью доброты в голосе. — Поскольку человек, живущий обычной жизнью, не может оценить настоящего значения этого термина, он отказывается понимать жесткие требования, предъявляемые к добросовестному человеку. И происходит так, что люди, ведущие нормальный образ жизни, пытаются уклониться, когда уклониться уже невозможно, даже если мы объясняем с самого начала, что произойдет. Они слушают, но не слышат, и редкий человек обладает здравым смыслом, чтобы понимать, что если ты стоишь в огне, то непременно сгоришь. И если ты перевернул мир с ног на голову, то сам будешь стоять на голове вместе со всеми.
— Или, — сказал мистер Клабб, успокаивая свой желудок еще одним глотком коньяка, — как гласит Золотое Правило: все, что ты делаешь, рано или поздно к тебе вернется.
Хотя я все еще был одним из тех, кто слушал, но не слышал, укол нехорошего предчувствия последовал в спину.
— Пожалуйста, продолжайте свой доклад, — сказал я.
— Реакции объекта соответствовали нашим желаниям, — сказал мистер Клабб. — Я бы даже позволил себе сказать, что ее реакции были воплощением красоты. Объект, который может награждать тебя одним изумительным криком за другим, сохраняя при этом самообладание и не выходя из строя, это объект уже настроенный на свою боль, сэр, и требует заботы. Понимаете ли, наступает определенный момент, когда они сознают, что изменились навсегда, они перешли границу в другой мир, из которого нет возврата, и некоторые не могут справиться с этим и превращаются, так сказать, в кашу, сэр. С некоторыми это происходит прямо на подготовительном этапе — грустное разочарование, потому что впоследствии всю остальную работу может выполнить и новичок, причем очень грубо. У некоторых это наступает на стадии сосков, у немногих на стадии гениталий. Большинство из них постигают необратимость процесса во время уколов, а к стадии небольшой ампутации девяносто процентов демонстрируют, из чего они сделаны. Наша леди не осознавала этого до тех пор, пока мы не приступили к работе с глазами, эту стадию она прошла с успехом, сэр. Но потом мужчина поднялся и испортил нам все.
— Работа с глазами очень деликатная, — сказал мистер Кафф. — Требует участия двух человек, если вы хотите сделать ее идеально. Но я не мог позволить себе повернуться спиной к парню более, чем на полторы минуты.
— Меньше, — сказал мистер Клабб. — А тот лежал в углу, кроткий, как ребенок. В нем не осталось желания бороться, я бы так сказал. Парень не смел даже глаз открыть до тех пор, пока ему их не открыли.
— Но он встает, и на нем нет веревки, сэр, — сказал мистер Кафф, — что, должен заметить, превыше сил для человека, только что потерявшего кисть руки.
— Он встает и идет вперед, — сказал мистер Клабб. — Вопреки всем законам природы. Прежде чем я понимаю, в чем дело, он своей здоровой рукой обхватывает шею мистера Каффа и усердно пытается ее сломать, при этом стукая мистера Каффа культей по голове, — ситуация, которая заставляет меня оторваться от выполняемого задания, взяться за нож и всадить его ему в бок старое доброе число раз. Следующая вещь, которую я сознаю, — это то, что он на мне, и теперь очередь мистера Каффа снимать его с меня и укладывать на пол.
— И тут ты чувствуешь, что сосредоточенность утрачена, — сказал мистер Кафф. — После такого можно спокойно вставать и начинать все с самого начала. Вообразите, вы играете на пианино хорошо, как никогда в жизни, и тут появляется другое пианино с кровью в глазу и прыгает тебе на спину. Было жалко — все, что я могу сказать. Но я валю этого парня на пол и бью его ногами до тех пор, пока он не утихомирится, а потом вспоминаю один пункт, на который мы рассчитывали в целях выведения из строя.
— И что это за пункт? — спросил я.
— Зубная нить, — сказал мистер Клабб. — Зубная нить неоценима в нашей работе. Рыболовная леска для этого не годится, потому что рыболовная леска тупая, а зубная нить одновременно и тупая, и острая. Она может быть использована сотней разных способов, об этом книжку можно написать.
— Что вы с ней делаете?
— Мы применяем ее к объекту-мужчине, — говорит он. — Сделали мы это искусно, в манере, отточенной годами опыта. Применение зубной нити носит нежный характер. Во время процесса объект должен находиться в беспомощном или, что предпочтительнее, в бессознательном состоянии. Когда объект начинает подавать первые смутные признаки сознания, он чувствует небольшой дискомфорт в форме покалывания, похожего на ощущение, когда нога замлела. Это замечательно короткий период времени, за который устанавливается чувство дискомфорта, плавно переходящее в легкую боль, сильную боль и в агонию. Последняя стадия — мистическое состояние, для которого мне трудно подобрать слово, но думаю, это что-то сильно напоминающее экстаз. Обычно бывают галлюцинации. Испражнения также обычное дело. Мы видели людей, говорящих на языках, даже если языки, строго говоря, больше не являлись их органами. Мы видели чудеса, мистер Кафф и я.
— Это так, сэр, — сказал мистер Кафф. — Обычный человек, ничем не примечательный, может оказаться чудом, сэр.
— Одним из них, конечно же, являлся человек, о котором речь, — сказал мистер Клабб. — Но его следует отнести к категории тех, кто себе на уме, один на миллион, если можно так выразиться, по этой причине я и упомянул о том, что великая цель всегда остается загадкой для нас, тех, кто видит лишь малую часть огромного целого. Видите ли, этот парень отказался играть по освященным веками правилам. Он подвергался чудовищным пыткам и ужасно страдал, но не был так любезен, чтобы лечь и успокоиться.
— Его разум был не в порядке, — сказал мистер Кафф. — Там, где обычный разум становится духовным, сэр, как только что было описано, этот был один из десяти миллионов, я бы оценил так, которые опускаются до уровня рептилии. Если отрезать голову ядовитой рептилии и отделить ее от тела, эта голова все еще будет пытаться нанести удар. Так было и с нашим мальчиком. Истекая кровью из дюжины ран. Без одной руки. С серьезным сотрясением. Зубная нитка впивается в тело, убивая способность к здравому рассуждению. Каждый нерв его тела завывает, будто привидение. Но он встает, с красными глазами и пеной, капающей изо рта. Мы снова валим его, и мне приходится делать то, что я ненавижу, потому что тогда тело утрачивает чувствительность и не способно к двигательной активности, а именно — я должен сломать ему позвоночник прямо у основания головы. Я бы так и сделал, будь у него нормальный позвоночник, а не прочный металлический стержень в толстой резиновой оболочке. Именно данное обстоятельство, сэр, навело нас на мысль о тяжелой атлетике — в результате занятий этим видом спорта в верхней части позвоночника так развиваются мышцы, что нужна по меньшей мере ножовка, чтобы добраться до него.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
