Книга Русский Сонм. Огонь и ветер - Екатерина Белецкая

Девять

Окист

Лхус

Дни тянулись за днями, и, хотя не менялось ничего, все постепенно стали успокаиваться. Иту стало, кажется, немного лучше – по крайней мере, он уже не плакал так, как в те ужасные девять дней, он нормально спал и даже начал потихоньку есть, правда, кормить его приходилось с ложки.

– Ну и что? – искренне удивлялась Берта. – Знали бы вы, как он со мной возился… Нет, Кир, это надо было видеть – каждый день в шесть утра он мотался на рынок за творогом, я его умоляла этого не делать, но, думаете, он хоть раз меня послушал? В больницах торчал день и ночь, вообще не отходил. Джесс, я теперь знаю, что это такое – когда тебя любят и за тебя жизнь отдать готовы. Вот он был готов. И если так получится, что придётся всегда теперь… вот так… то я всегда и буду вот так. И ни за что его не брошу.

К сожалению, кроме Ита, существовало множество других забот. Нужно было как-то устраиваться, нужно было подыскивать работу, но пока что ничего не получалось.

Окист был, мягко говоря, патриархальным миром. Жизнь тут текла неспешно, неторопливо, и та редкая удача – когда Берте предложили и место в клане, и подработку – больше их не посещала. На рассмотрение кандидатур любой работодатель отводил не меньше месяца; соискателей могли вызывать на собеседование раза три-четыре. Более или менее приличных мест было мало, и предпочтение, разумеется, отдавали своим, а не приезжим.

На четвёртой неделе Ри был вынужден признать, что над ними явно издеваются. В этот раз отклонили Джессику (должность оператора слежения на морской станции) и Кира (помощник распределяющего дополнительное снаряжение в воздушных эллингах Саприи).

– Что у нас на сегодня ещё было? – поинтересовался Ри у Скрипача.

– Так… Пинок должен был, по идее, получить ты…

– Это где?

– На бороде, блин. Пищевой синтез, что-то вроде лаборанта… Так вот, должен был, но не получишь, потому что место час назад занял выпускник местной школы. У него уровень явно выше, чем твой, так что, гений, на сегодня мы все свободны.

– У Ита сейчас кто? – Ри плюхнулся в кресло.

– Должна была пойти Берта, но они с Джесс отправились заниматься с жаждущими русского языка, поэтому у Ита сейчас сидит отвергнутый очередным работодателем Кир, – доложил Скрипач. – Ри, труба на самом деле, – сказал он уже без бравады в голосе. – Это полная труба. Есть места только на сбор.

– Овощи? – с неприязнью спросил Ри.

– Они самые, – уныло кивнул Скрипач. – Там даже связью пользоваться запрещено. Здорово, да?

Ри обалдело уставился на него.

– Почему? – вопросил он.

– Чтобы не упёрли генную модель какого-нибудь суперкабачка. Я уже просто не знаю, что делать, – Скрипач поник. – Мы так долго не протянем. А ещё этот всё никак не поправляется… И неизвестно, поправится ли вообще.

* * *

Фэб объяснил, что с Итом надо почаще разговаривать. Причём не гнать поток сознания и невесть что, а говорить о каких-то конкретных вещах – рассказывать о погоде, о событиях, которые произошли за время отсутствия. И – спрашивать. Обязательно спрашивать. Удобно ли сидеть или лежать, не мешает ли что-то, не холодно ли, не жарко? То есть не монолог, а подобие диалога. Можно приносить с собой что-нибудь – неважно, что именно. Новые предметы обязательно давать в руки, если вещь имеет приятный запах – подносить к лицу.

Общаться.

– Бывали случаи, когда выходили совсем безнадёжные, – объяснял он Берте и Джессике. – А он и близко не в таком состоянии, поверьте. Он действительно здоров, ну, может, в каких-то мелочах не очень, но… Правда, бывает гораздо хуже.

Он, конечно, молчал о том, что выводили – не людей. Выводили Контроль. А это совсем другое.

И о том, что «здоровье», которое он видит, причём и у Ри, и у Скрипача, и у Ита, вызывает у него оторопь. Что если сейчас начать заниматься этим «здоровьем», его можно попробовать привести к подобию нормы через несколько лет.

Но про всё это он молчал.

Не место и не время.

Не до того.

…Сейчас Кир сидел с Итом и потихоньку с ним разговаривал. До этого они успели сходить в ванную, выпить полстакана воды, сидя на широком подоконнике, посмотреть в окно полчасика, а потом Кир заметил, что Ит вроде бы устал и отвёл его в кресло, которое с неделю назад они поставили у окна.

– Хотел бы я тебе что-то хорошее рассказать, да не получится, боюсь, – Кир сел рядом на стул, по привычке взял Ита за руку. Тот смотрел в пространство, куда-то мимо Кира, и на лице у него застыло всё то же выражение отрешённости и безразличия. Кир вздохнул, уж очень тяжело ему было переносить то, что он сейчас видел, но он тут же собрался, сосредоточился и принялся рассказывать. – Так вот. С работой мы сегодня пролетели, и Джесс, и я. Джесс вообще обошла какая-то малолетняя швабра, у которой якобы есть какой-то диплом – чуть ли не океанолог. На такую грошовую работу, и с таким дипломом? Да в жизни не поверю. Но с ней, думаю, в следующий раз получится, её воссоздали первой, и ей должны скоро статус подтвердить. Она, конечно, ужасно расстроилась, так рассчитывала на эту работу, и такой облом. Ри ходит мрачный, как туча, потому что его тоже никуда не берут, и раздражается на всех, по поводу и без повода. Ну, ты его сам сегодня видел. А меня на работу не взяли из-за того, что я рауф. Прикинь? У вас, говорят, лицо. Какая разница, отвечаю, в эллингах работают в ветрозащитных масках, да и кто моё лицо рассматривать будет? Всё равно, вы не годитесь. Рост у вас слишком большой. Тьфу ты, пропасть… – Он раздражённо засопел. – Слов нет. Так, как Фэб, я не умею, надо сказать. Вот этот – он себе, похоже, занятие отыскал. Тут есть какой-то благотворительный курс по медицине, для вольнослушателей, соискательский. И он на него решил пойти, через клинику Лурье, Найти рекомендовала. Ему тоже говорят: мол, не возьмем, потому что вы рауф. Но этот… ему палец в рот положи, он руку откусит. А покажите мне, отвечает, закон, где написано, что рауф не имеют права проходить этот курс. Нет такого закона! Рекомендация есть, натурализация тоже скоро будет, а закона нет. Тогда ему говорят – мы вам отказываем, потому что должен рекомендовать совет Саприи. Он – в информации о курсе такого не написано. В общем, сегодня он снова туда попёрся и, думаю, придёт с положительным результатом. Умная сволочь, надо признать. Он ведь решил перехитрить их всех. После этого курса, как я понял, можно экстерном сдать все экзамены. Но никто этого не делает, идиотов нет – можешь догадаться, на каком уровне там принимают… и как валят. Но его-то не завалят, поэтому ему главное – получить статус, что эти курсы у него пройдены. А дальше – как кривая вывезет. – Кир сел поудобнее, потянулся, выпрямляя затёкшую спину. – Вот такие дела, псих. Так что скучать нам, выходит дело, что и некогда. Чего тебе ещё рассказать? Скучать вроде бы некогда, а я всё равно скучаю. Знаешь, я, когда ожил тут… я ведь не понял, что умер. Глаза открываю, светло, люди какие-то вокруг… А у меня первая мысль – мои-то где? Что случилось? Это мне потом объяснили, что я… случился. Да ещё двадцать один год назад. Оттуда почти совсем ничего не помню. Вроде бы помню, что было хорошо, но в то же время, помню, что мне там ужасно чего-то не хватало. Вас всех, наверное, – Кир вздохнул. – Я по вас скучал. А теперь вот по Котельнической нашей скучаю. По дому. По балкону, где курили. Тут ведь почти нигде нельзя курить, а сигареты стоят столько, что покупать стыдно. Вот и скучаю. А знаешь, – он оживился, – больше всего я по еде скучаю! Очень хочется съесть что-то нормальное. Простое что-нибудь, без здешних заморок. Курочку с картошкой, помнишь, Берта в казане делала такую? Огромный казан, вниз лук, на него курочку, и картошку дольками сверху? – Он блаженно зажмурился. – Или суп с мясом, которого Рыжий всегда варил огроменную кастрюльку. Или гуляш с гречкой, или что-то такое ещё… что попроще… и чаю, чёрного, с сахаром. И с вареньем. А ты хочешь чего-нибудь?