Когда они подошли к коттеджу Лидии, Мадлен пригласила Николаса войти, чтобы вызвать такси.
После некоторых колебаний она предложила ему чего-нибудь выпить, и он сразу же согласился. В хрустальном графинчике остался виски Лидии.
Когда Мадлен вернулась в гостиную со стаканами, Николас сидел на диване, и ей показалось, что он вновь погрузился в размышления.
— Я почитал кое-какую литературу о гобелене Байе, — сказал он, сделав глоток.
Мадлен ждала, когда он продолжит, стараясь не поддаться его обаянию. Она даже сделала большой глоток виски, чтобы утвердиться в своей решимости сохранять хладнокровие.
— Не хочешь присесть? — Николас вопросительно посмотрел на Мадлен.
— Нет, лучше постою… у меня побаливают ноги… сегодня я слишком много работала в саду.
Похоже, Николас ей не поверил, но промолчал.
— В восьмидесятых годах французское правительство провело тщательное исследование ткани гобелена — ты знаешь об этом?
Мадлен кивнула.
— Для научного анализа. Они пришли к выводу, что рисовальщик был один, но работу выполняли в разных мастерских. Было также обнаружено несоответствие в стилях работы вышивальщиц. Но если гобелен вышит с небольшими перерывами — между тысяча шестьдесят четвертым и тысяча шестьдесят шестым, — это все объясняет. Считалось, что над гобеленом работали разные монахини, хотя и в одном монастыре.
— Но ведь вывод об одном и том же рисовальщике неправилен. Ты говорила, что рисунки делали Эдита и монах Одерикус.
— Этому есть объяснение в самом начале дневника. Эдита регулярно посещала библиотеку аббатства Святого Августина и видела иллюстрированные манускрипты монахов. На нее оказал влияние стиль священнослужителей. Первая картина гобелена, с Эдуардом — поначалу он должен был стоять в одиночестве, — полностью посвящалась ее больному мужу. Однако она не обрезала ткань до нужного размера, когда Одерикус в первый раз увидел ее работу. Он представил Эдуарда, сидящего на троне, — это была лишь часть ткани, вышитой Эдитой, — как первую главу истории посещения Гарольдом Нормандии. Одерикус понял, что Эдита сделала рисунок фигуры Эдуарда под влиянием его иллюстраций, виденных ею в библиотеке аббатства.
— То есть у них была похожая манера рисовать, — закончил ее мысль Николас.
— Да. Думаю, что позже, уже после битвы при Гастингсе, когда Одерикусу пришлось заканчивать рисунки по заказу королевы Матильды, он старался придерживаться стиля Эдиты. Мне бы хотелось думать, что он поступил так в ее честь.
Николас усмехнулся.
— Романтик до конца.
— В этом я уже не уверена, — выпалила Мадлен.
Николас пристально взглянул на нее.
— Сядь сюда, — сказал он, похлопав ладонью по дивану. — Иначе мне придется встать, чтобы вести нормальный разговор, а мне здесь так удобно, что не хочется шевелиться.
Мадлен колебалась, но потом сообразила, что отказ будет выглядеть банально. Она села на диван, но на безопасном расстоянии от Николаса.
Он все еще о чем-то напряженно размышлял.
— В книге, которую я прочитал, говорится, что гобелен Байе состоит из двух отдельных частей. Первая заканчивается в момент коронации Гарольда, а вторая начинается с момента сообщения Вильгельму о коронации. Таким образом, действие переносится из Англии в Нормандию.
— Все сходится, — проговорила Мадлен. — Когда Одерикус работал для Матильды, гобелен Эдиты был закончен. Коронация ее брата стала последней картинкой, которую рисовала она. Тем самым был положен конец ее надеждам возвести на трон истинного короля саксов. Матильда же хотела лишь показать победу норманнов, и ее вполне устраивало, чтобы все узнали о предательстве Гарольда. На гобелене Вильгельм советуется со священником перед тем, как отдать приказ о вторжении в Англию, и я считаю, что этот священник — Одерикус. Леофгит поняла, что он был шпионом Вильгельма при дворе Эдуарда — именно Одерикус сообщил норманнам о коронации Гарольда. В тексте, который добавили по желанию Матильды, Одерикус говорит, что священник — это епископ Одо, кузен Вильгельма. Возможно, он начал писать свое имя, а потом передумал!
— Или выбрал Одо, поскольку его имя напоминает имя «Одерикус», — еще один эффектный обман. — Николас замолчал и нахмурился. — На самом деле именно Одо являлся заказчиком окончания работ над гобеленом, если верить документам, которые я изучал.
Мадлен кивнула.
— Это одна из распространенных теорий. Одо тогда был епископом Байе. Когда в восемнадцатом веке гобелен обнаружили, он оказался в хранилище собора в Байе.
— Вот история для тебя — в ней полно белых пятен, которые ты сможешь заполнить.
— Я до сих пор не понимаю, почему на картине, где изображены Одерикус и Эдита, она носит имя Эльфгифы, — хмурясь, сказала Мадлен.
— Тут я могу помочь. Эльфгифа на языке саксов — «принцесса» или «дворянка». Титул и женское имя одновременно!
Мадлен задумчиво кивнула и улыбнулась. Еще один узелок завязан. Николас допил виски, и она решила, что пора прощаться.
— Вызвать тебе такси?
— Подожди немного, Мадлен. Я хочу поговорить с тобой еще кое о чем.
— О чем же?
Николас еще некоторое время молчал, казалось, он хочет понять что-то по ее лицу. Когда их взгляды встретились, у нее перехватило дыхание, и она не сумела отвести глаз. Он протянул к ней руки, коснулся груди, и ее решимость сохранять спокойствие мгновенно испарилась. Его рука скользнула по волосам Мадлен и остановилась на затылке. Потом он привлек ее к себе.
— Вот, — сказал он перед тем, как поцеловать ее.
Все сомнения Мадлен тут же улетучились.
После долгого поцелуя, который подтвердил, что Николас разделяет как минимум часть мечтаний и желаний Мадлен, они слегка отодвинулись, чтобы посмотреть друг на друга.
Николас тряхнул головой. Казалось, он был удивлен.
— Я давно хотел это сделать. Но мне казалось, что это будет неуместно, учитывая… А сейчас уместно, как ты считаешь?
Мадлен блаженно улыбнулась. Свинцовая тяжесть на сердце сменилась после поцелуя удивительной легкостью.
— Думаю, да. Я считала… я не понимала…
Но Николас снова начал целовать ее, и последние сомнения Мадлен прекратили свое существование.
На следующий день, перед тем как покинуть коттедж, Мадлен прошлась по комнатам и проверила, заперты ли окна, молчаливо прощаясь с домом. Когда теперь она вернется сюда?
Накануне вечером она все же вызвала такси для Николаса. Возможно, оба чувствовали, что проведенная вместе ночь будет иметь слишком серьезные последствия для их жизни на разных континентах. Им предстояло принять очень серьезное решение — Роза была бы возмущена.
Николас ушел, заставив такси ждать так долго, что оно едва не уехало без него. Ни один из них не стал говорить о следующей встрече. Теперь, когда Мадлен стояла посреди гостиной, собираясь покинуть коттедж, она вздрогнула, вспомнив их последнее объятие перед дверью. Когда руки Николаса обнимали ее плечи, она ощущала полную гармонию с миром. Их расставание было одновременно сладостным и грустным, и они оторвались друг от друга только тогда, когда засигналило такси.
