— «Вествью», — говорит Тедди.
— Вот что я могу тебе дать, — говорит Тедди. — Я слышал, как Кэззи упоминал какое-то «Вествью». Что-то, чем они с Ники Вэйлом вместе заправляли.
Джек нажимает кнопку, и дверь гаража распахивается.
Там стоят приятели Тедди с оружием и целятся в него. Три автомата, два револьвера и «глок».
— Хорошая идея, — говорит Джек. — Давайте устроим стрельбы. И поджарим на огне Тедди Кула!
И Джек проходит сквозь выстроившуюся цепочку к своей машине. Садится, опускает стекло и говорит:
— Он пищал, как целка, пел, как птицы поют. Что вам сказать, друзья? Эта «сука» все еще моя.
Он включает двигатель и трогает.
Гадая, что за штука такая это «Вествью».
106
Ники глядит через стол на Пола Гордона, нюхающего свой капучино, дабы удостовериться, что он с мускатным орехом, а не с корицей.
Покончив с этим важным исследованием, Гордон поднимает глаза на Ники, как бы говоря: «Вот теперь я могу и поговорить с тобой».
Ники, со своей стороны, хотелось бы поскорее покончить с этими демонстрациями горделивой самоуверенности.
— Готовы? — спрашивает он.
— Весь внимание.
— Завтра утром, — говорит Ники, — Том Кейси позвонит с предложением выплатить пятьдесят миллионов долларов и уладить дело.
Гордона охватывает волнение. Даже в самых смелых своих мечтах он не мог предположить, что «Жизнь и пожар в Калифорнии» согласятся на пятьдесят миллионов. Он рассчитывал, что они выторгуют цену пониже. Очень не к месту такая предусмотрительность со стороны компании.
— Не беспокойтесь, — говорит он. — Я отвергну это предложение. Найду предлог.
Ники качает головой:
— Нет, вы его примете.
Гордон бледнеет:
— Но план был другой!
— А сейчас он изменился.
— Какого черта! — возмущается Гордон. — Я сотни таких процессов выиграл. У меня свои люди в полиции, в суде. Вы не можете это все похерить!
Ники пожимает плечами.
Гордон переходит на визг:
— Да что это вам вдруг взбрело в голову, Ники?! На Джеке Уэйде мы сможем выехать на сотни миллионов прибыли! Не соглашайтесь на столь мизерную сумму!
— Джек Уэйд свое дело сделал, — говорит Ники. — Уэйда надо исключить из игры.
И Гордон понимает.
— Ах ты, сукин сын, — говорит он. — Так ты свою игру затеял!
— Примите предложение, — говорит Ники. — И получите ваш гонорар.
— Черта с два! — говорит Гордон. — Мы вынесем все это в суд. Мы их всех потащим в суд!
— В таком случае, — говорит Ники, — вы уволены.
Гордон смеется:
— Ты не можешь меня уволить, надутый ты осел, выскочка, дерьмо из сточной канавы! Без меня они слопают тебя как миленького! Ты что, решил, что сможешь тягаться с «Жизнью и пожаром в Калифорнии», с Томом Кейси без меня?!
В целом да, думает Ники, предполагаю, что смогу с ним тягаться. Даже уверен в этом.
Он встает. И произносит:
— Вы уволены.
Гордон вылетает за дверь.
Бежит по коридору вслед за Ники с криком:
— Думаете, у вас единственного в этом городе крепкий кулак?! Это я вам нужен, а не вы мне. Да захоти я, так через пять минут сюда Виктор Трачев явится! Может быть, хоть у него есть голова на плечах и он умеет загадывать на два хода вперед! Или я Кэззи Азмекяна привлеку. Уж он-то не постесняется с этим разобраться. Не позволит тебе все поломать, надутый осел, скользкая мразь с европейских задворок. Не можешь ты меня уволить!
Совершенно непристойная сцена, думает Ники, садясь в машину. Напрасно Гордон вытащил карту Трачева. И об Азмекяне упоминать тоже не стоило. Слишком самонадеян. Нехорошо. Две эти карты он должен был держать при себе.
А как вам «скользкая мразь с европейских задворок»? Впору обидеться всерьез.
Ну ладно!
Он откидывается на спинку сиденья.
Почти достиг, думает он.
В двух шагах до полной недосягаемости.
До завершения фокуса, метаморфозы протяженностью всего лишь в одно поколение.
Пятьдесят миллионов долларов ждут его завтра.
Пятьдесят миллионов чистеньких хрустящих долларов.
Но сперва предстоит одно дельце.
— В «Ритц-Карлтон»! — бросает он Дане.
Сделаем первый шаг.
Даня ждет в машине, когда пахан проводит деловую встречу.
107
У Дяди Нгуена раскалывается голова. Только что ему пришлось сообщить матери Томми До, что ее кретинчик сын скорее всего не придет домой к обеду.
И вообще не придет.
Были рыдания, причитания и другие неприятные шумы — пронзительные крики этой женщины до сих пор стоят у него в ушах. Они совершенно заглушали трансляцию матча «Энджелс», а угомонило ее лишь данное Нгуеном обещание отомстить.
Отделавшись от нее этим обещанием, он спускается в подвал, где висит подвешенный за руки Тони Кы, и там для поднятия настроения проезжается раз-другой по спине Тони бамбуковой палкой, чем исторгает из его груди удовлетворительный вскрик боли, после чего спрашивает:
— Скажи мне, кто были эти русские?
Тони говорит, что один русский был долговязый, а другой — жирный.
Имен он не знает, и Дядя Нгуен бьет его по спине ударом, достойным Джима Эдвардса, и спрашивает, на кого они работают.
— На Трачева, — говорит Тони.
Слышать это Дяде Нгуену не очень приятно.
С Виктором Трачевым он ведет дела не первый год, и отношения их были всегда хорошими и взаимовыгодными, поэтому он звонит Трачеву и спрашивает:
— Как объяснить это свинство?
— О каком свинстве речь?
— Двое ваших наняли двух моих пареньков обстряпать дельце, а с задания пареньки не вернулись.
— Кто из моих это был?
Дядя Нгуен дает описание, услышав которое Трачев ликует. Меньше всего ему сейчас нужна ссора с этим вьетнамцем. Сейчас первоочередная задача — получить союзника в борьбе с Ники Вэйлом, и он говорит:
— Вы говорите о Дане и Льве.
— Тогда вам лучше прислать их ко мне для беседы.
— Они мне не подчиняются.
— Кому же они подчиняются?
И Трачев ему это сообщает.
