– Ну... имя твое, фамилию.
– Это каким же, интересно, образом?
– Ну... боже мой... например, справившись в регистрационном бюро.
– Во-первых, когда бы он это успел. Мы с ним ни о чем не договаривались, я к нему сама навязалась, к тому же абсолютно для него неожиданно. Во-вторых, что бы он спросил? «Вы не подскажете, как зовут даму в персиковом пальто, с рыжими волосами?» – «А из какого, простите номера?»
– Из номера восемьдесят два ноль девять. Класс «Квинс грилл».
– А откуда ему это знать?
– Элементарно. Бабушка сказала. Ты же ее к себе заводила. Ягодами арманьячными потчевать. Ну вот. Она доложила дедушке. А дедушка снял трубочку и...
– Ну конечно, так ему там все сразу и сказали. Имя, гражданство, номер паспорта, да? Это конфиденциальная информация, мой дорогой, вмешательство в частную жизнь.
– А он что, про гражданство и номер тебе тоже доложил?
– Ну... про номер не доложил, а про гражданство угадал. Ну, что ты на это скажешь?
Иванов после некоторой паузы пожал плечами:
– Ты знаешь, я думаю, как репортеру, тебе должно быть прекрасно известно, что есть разные методы убеждения персонала.
– В смысле?
– В смысле, например, стимулирования его временной забывчивости. О том, что существует какая-то там конфиденциальность и прочие разные... условности.
– Ну... методы есть, я не спорю. Но я еще не знаю случая, чтобы они действовали анонимно, по телефону. Они работают обычно при очень тесном личном контакте. Не так?
– Ну... – протянул Иванов, покрутив запястьем в неопределенном жесте.
– Хорошо, – поспешила продолжить Мэтью, не дав ему возможности дополнить свое междометие каким-нибудь более содержательным буквосочетанием. – Допустим, ему удалось проявить чудеса расторопности и выведать в регистрационном бюро, не выходя при этом из своей каюты, мое имя и гражданство. Допустим. Но каким образом ему тогда удалось узнать другие вещи, которые персоналу судна известны быть никак не могли.
– Например?
– Например, то, что я родилась в Торонто. Что моя мать француженка. Что я последнее время жила и работала в Париже. Что я профессиональный фотограф и имею отношение к журналистике. Что у меня... впрочем это не важно, уже достаточно. Ну, что скажешь? Откуда он мог это-то узнать?
– И что, он действительно все это тебе сам сказал?
– Я тебе клянусь. Всем, чем угодно.
– По своей астролябии?
– Не только. Он мне еще и карты раскладывал. И блямбочку какую-то на ниточке крутил.
– Какую блямбочку?
– Да какая-то такая ерунда. Из меди или из латуни. Сверху такой как бы вроде цилиндрик, а потом на конус идет.
Иванов снова немного помолчал и, хмыкнув, почесал затылок:
– А он не мог тебя как-нибудь там... загипнотизировать. Чтобы ты сама ему все это рассказала, а потом забыла.
– Ну ты что, меня совсем за дуру, что ли, принимаешь. Я вообще ему пары слов даже не сказала. Сидела только, слушала. С ртом раскрытым. Но самое-то невероятное, просто поразительное, знаешь что.
– Что?
– То, что гексаграмма, которую мне вывел он, и та, которую для меня составили в Париже, в «Лун Ване», совпали один в один.
– Гексаграмма? А что сие означает?
Хелен посмотрела на своего собеседника так, словно он свалился с луны:
– А ты что, не знаешь основ «И-Цзин»?
– Стыдно признаться, но, ты знаешь, как-то...
– Ну... это тебе тогда бесполезно что-либо рассказывать.
– Да нет, это я только с виду такой. А на самом деле ничего, сообразительный. Если хорошо объясняют – схватываю на лету. Так что это за гексаграмма за такая?
– Что за гексаграмма. Да это чтобы все объяснить, до утра времени не хватит.
– А ты попримитивней. Как для олигофренов. В самом общем виде.
– Ну... если в самом общем... Короче говоря, ты знаешь, что такое «ян» и «инь»?
– Ну... да. Это знаю. «Ян» – это мужское начало, «инь» – женское. Это вот как раз как бы и есть два элемента «дао». Да? Две противоположности, взаимно дополняющие друг друга. Существующие, как сказали бы марксисты, в единстве и борьбе.
– Ну... в целом правильно. Только когда мы говорим про гадание по «И-Цзин», то оно нам в первую очередь подсказывает что?
– Что?
– То, как мы должны вести себя по отношению к будущему. И вот здесь «ян» уже означает, что человеку нужно действовать решительно, проявлять волю.
– То есть в соответствии с мужским началом?
– Ну да. А «инь» соответственно предполагает такую... пассивность. Необходимость приспосабливаться к новым обстоятельствам.
– Понятно. Ну а в чем суть-то гаданья?
– А суть гаданья в том, что «ян» и «инь» обозначаются соответствующими знаками. «Ян» – это одна сплошная длинная линия. «Инь» – линия прерывистая. Либо, иначе говоря, две маленькие короткие.
– Как азбука Морзе?
– Что-то вроде. И вот когда гадают, то из этих линий составляют гексаграмму. То есть надстраивают одна над другой ровно шесть линий. Там еще полно всяких разных нюансов. Есть линии старые, есть молодые. Одни стабильные, другие переходят в свою противоположность. Есть какие-то исходные символы, есть родственные. Я это уже так... не очень хорошо. Но это, в принципе, не важно. Самое главное для человека – узнать свою нужную гексаграмму. А для того, чтобы ее расшифровать и объяснить, есть специалисты.
– А как эти линии надстраивают? Произвольно?
– Ну конечно, произвольно. Для этого существует целая система. Во-первых, сначала нужно задать нужный вопрос.
– Кому?
– Ну как, кому. «И-Цзин», духам «шень», будущему.
– А какой вопрос?
– Вопрос, непосредственно относящийся к будущему. К твоему будущему. Например, «как я должен поступить?», или «что мне следует ожидать?» от, допустим, того-то, или «как я должен относиться?», скажем, к тому-то. Или же «как мне лучше добиться того-то?» Ну ты понял.
– Интересно. И что, «И-Цзин» подскажет?
– Конечно. Ты еще в этом сомневаешься?
– Уже нет. Ну хорошо, вопрос задан, а дальше?
– А дальше уже идет непосредственно гадание. В смысле выбора линий, которые и должны будут составить гексаграмму, способную подсказать тебе ответ на твой вопрос.
– И как оно осуществляется, это гадание?
– Есть разные способы. Подбрасывается монетка – самый примитивный способ. Для начинающих. Вытягиваются разноцветные шарики. Или стебли тысячелистника. Это уже традиционный метод, старинный. Но он в то же время самый трудоемкий и сложный.
