сдавленно выдыхает Константин.
В барабанных перепонках начинает так громко звенеть, что едва получается что-либо расслышать.
О, ради фока… – Лор отпускает мое туловище, и я предполагаю, что он намерен наконец показаться перед всеми и тем самым еще больше растревожить глейсинов.
Лор?
Нужно ее найти. Оставайся с отцом.
Ее? – Я дрожу так, будто меня бросили в Ледяное море. – Кого?
Передо мной встает отец и что-то рявкает глейсинам, чего мне не удается разобрать. Его плечи расправляются, словно он намерен выпустить крылья, однако он лишь слегка дымится.
Ко мне сзади прижимается Ифе и бормочет:
– Должно быть, поэтому она умирать.
Я щиплю себя, затем еще раз, отчаянно пытаясь избавиться от оцепенения. Когда мир возвращается и вновь обретает четкость, я наконец различаю слова, грохочущие вокруг.
Все до единого касаются Алёны.
О том, как вскоре после возвращения из Люче она начала каждый день заглядывать в галерею, движимая новоприобретенной страстью к искусству.
– Она рисовала. Я видела, как она рисует! – восклицает Изольда, у нее покраснели щеки от того, как быстро она вертит головой, следя за разговорами. – Как ты мог обвинить ее в воровстве, атса?
– Она когда-нибудь оставалась в галерее одна? – спрашивает Константин одного из стражей. Возможно, генерала? В отличие от других солдат, его лацкан украшен несколькими рядами булавок в виде снежинок, а в ушах висят бледно-голубые камни.
Блондин переадресовывает вопрос столпившимся вокруг нас солдатам. Я жду их ответа, затаив дыхание.
– У наших гостей есть мотив, атса. – Ксения окидывает взглядом мой народ. Меня. – Какой у Алёны?
– Любовь к Данте Реджио. – Мой голос, хоть и тихий, наверняка долетает до больших ушей принцессы, ибо я становлюсь целью ее сердитого взгляда.
– Какое отношение увлечение моей сестры имеет к шаббинскому барьеру?
– Первая королева Шаббе, королева Мара – или Морриган, как ее называют вороны, – наделила Лора и его клан даром превращаться в птиц, чтобы они могли объединить Люче под одним знаменем. Вы можете догадаться, на чьей стороне будут шаббины, когда их освободят. – На случай, если не все такие догадливые, я добавляю: – Не на стороне Реджио.
Внезапно я вновь оказываюсь в роковом замке Косты, в том подземелье с Мериам, и впервые слышу историю своего народа.
– Мне только что сообщили, что вчера вечером Елена водила принцессу на плавучий рынок, Визош, – объявляет мужчина с кучей булавок.
Глаза Влада темнеют от ярости.
– Приведите Елену!
Проходит минута, затем другая, и наконец из замка выводят пожилую служанку-полукровку, седые волосы до плеч развеваются возле круглых ушей, подобно стальным лезвиям.
– Елена! – Изольда локтями прокладывает себе путь сквозь плотную толпу солдат. – Не трогайте ее!
– Изольда, отойди. – Голос короля столь же ледяной, как сосульки, свисающие с потолка павильона.
Девчушка резко останавливается рядом с братом, ее грудь вздымается, когда она в ужасе таращится на раздувшиеся щеки полукровки. Я слышу, как она шепчет в широкое ухо брата нечто похожее на мольбу.
Влад переходит на глейсинский, обращаясь к Елене. Полагаю, женщина не говорит на лючийском.
– Он спрашивает, почему она повела принцессу на людской рынок, – говорит Юстус, подбираясь ко мне. Елена вновь что-то произносит. – Няня утверждает, что Алёна хотела купить ткань для платьев сестрам ко дню рождения. – Он выслушивает следующий вопрос и ответ. – Он напомнил, что у них есть королевский портной. Но принцесса заявила, что подарок не будет считаться ее, если она воспользуется услугами семейной швеи.
Один из держащих Елену солдат что-то ей говорит, отчего у нее в ужасе округляются глаза.
– Алёна обменяла на ткань одну из своих меховых накидок. – Видя мое замешательство, Юстус склоняет голову и поясняет: – У принцессы есть доступ к бездонному кошельку, а она отдала моряку шубу.
– Почему все так переполошились из-за этого? Разве мех не ценный товар?
– Ценный. К тому же он объемный и тяжелый. Идеально для хранения громоздких ценностей.
У меня отвисает челюсть от приглушенного вдоха, который перекрывается душераздирающим криком. Изольда бросается на руку отца, сжимающую меч, который рассек лицо няни.
– Зачем, атса? – рыдает она. – Зачем ты это сделал? – Она падает на колени и подползает к безмолвной, истекающей кровью женщине. – Зачем?
– Елена помогла твоей сестре предать нас, дочь. Радуйся, что я использовал платиновый клинок, а не железный. И радуйся, что лишил ее только одного глаза.
Ксения, которая по-прежнему стоит рядом с братом, выдыхает имя Алёны, за которым следует хриплая стая глейсинских слов.
– Она спросила, каким будет наказание сестры, – тихо переводит Юстус.
У меня внутри все сжимается: если видение Бронвен сбудется, принцесса потеряет гораздо больше, чем просто зрение.
– Салом, уведи девочек и запри Елену. Остальные пусть найдут Алёну! – Владимир разворачивается на пятках, капли крови няни слетают с клинка и окрашивают снег в розовый цвет.
– Атса! – Константин кивает на небо, на ворона, несущего девушку с развевающимися белокурыми локонами.
Едва ботинки Алёны касаются земли, птица обращается в дым и устремляется обратно ко мне. Я задумываюсь, заметил ли кто-нибудь, насколько меньше он был по сравнению с другими перевертышами в перьях. Если и видели, то не придали значения. Все их внимание приковано к глейсинской принцессе, у которой лицо сравнялось по цвету с волосами.
Влад бросается к ней навстречу.
– Дочь, кому ты продала наш рунический камень?
– Никому не продавала. – Она оглядывается, словно подыскивает путь для отступления.
– Не лги мне!
– Не лгу, атса. Я его не продавала. Я его отдала, – выпаливает она, едва разжимая зубы. – Я подарила его людям, которые все еще желают защитить фейри от демонов. – Ее ясные глаза скользят по нашим полосатым лицам.
– Почему все считать нас демоны? – бурчит Ифе.
– Демоны вселяются в людей. – Как бы нелепо это ни звучало, подруге отвечает Юстус. Поскольку ее лоб остается нахмуренным, он продолжает объяснение: – Фейри верят, что в вас вселились гигантские птицы с железными конечностями.
Ифе приподнимает свои черные брови.
– Что значит «вселились»?
Дедушка переводит на вороний – ну естественно, мать его, этот человек свободно говорит на языке моего отца!
– Не знала, что ты говоришь по-вороньи.
– Я старик, Фэллон. Когда доживешь до моего возраста, тоже будешь свободно говорить на всех языках.
– Кому ты отдала камень, сестра? – Константин теперь стоит напротив Алёны.
– Я отдал его генералу Люче.
Все головы поворачиваются в сторону Юстуса, который тихо бормочет «мерда» и выставляет перед собой ладони.
Глава 70
– Следует ли мне напомнить всем вам, что я больше не лючинский генерал? Теперь это Таво Диотто. – Юстус держит руки у всех на виду. – Алёна, милая, прошу,
