и тяжелый – все обратно отдали. Хорошо, что не уронили.
Так всегда у нас в истории. Все подвиги совершаем. Наберем, как на рынке, сгоряча, по дешевке, что набрали, не смотрим – а там одна ерунда, и не нужно это нам, лишнее – все назад отдавать приходится.
Но это, можно сказать, досужие рассуждения, а лейтенант подвиг совершил. И орден ему дали, а может, ордер на новую квартиру, что тоже неплохо для лейтенанта. Ветераны, правда, до сих пор обижаются: зачем в атаку поднял, книжку или газету там не дал дочитать – на непонятном языке, зато вроде детектива: до последней строки «кто убил» так и не догадаешься, а может, не убил – пошутил только.
Да, если бы люди так и воевали: «Чего лежишь? – да не убил я тебя, пошутил только». А тот не встает: руки-ноги от смеха скрючило и челюсть вбок вывернуло. «Ну и шутки у тебя, боцман…»
Кстати, многим может показаться неясным, почему боцман, то есть лейтенант, рыбу в блиндаж бросил? А может, и не бросил, а поймал. Так ведь у любого рыбака спросите – чем рыба больше, тем рыбалка удачнее.
ИВАН, РОДСТВА НЕ ПОМНЯЩИЙ
За городом Иваном кладбище было – старое Иваньково, куда ни посмотришь: памятники, кресты – все иваны лежат еще с довойны; за кладбищем речка Иванка – с детства иваны обоих полов голяком купались – холодная.
Жил Иван в поселке Ивантеевке, в самой середке добротных домов – вся родня кругом – иваны, в случае чего в обиду не дадут. Собак его все ваньками звали, котов – ванюшами, борова звали Иванушкой, знатный хряк.
Однажды и говорит Иван своей Ивановне:
– Хочу в хозяйство «опель-ивана» купить. Все иваны вокруг в «мерседесах» гоняют, одни мы безлошадные.
– Возьми Ивана-свояка с собой, – забеспокоилась Ивановна. – Ты же у меня, известно, Иванушка-дурачок. Ох, возьми Ивана-свояка, не пожалеешь!
– Обойдется, – сказал Иван. Упрям был, как все иваны.
А в городе Иване – на хазе, на малине, в грязи – не на виду золотой человек объявился – Большой Иван. А Большому Ивану большое плаванье полагается. Да и что говорить, крутые иваны были в банде. Взять Ивана на мушку, сесть в его новенький «Иван» и где-нибудь в подпольном гараже разыванить машину на мелкие иванчики было для них одно удовольствие.
Автобус, битком набитый иванами с Ивантеевки, шел, покачиваясь, по Ивановскому шоссе. Мимо мелькали провинциальные облезлые дома, новые пятиэтажки-неваляшки, храм Ивана Предтечи – под склад занятый. Грел Ивана бумажник в нагрудном кармане пиджака – сорок тысяч иванов до одного иванчика.
Перед театром имени Ивана Франко стоял памятник Ивану Грозному. По площади имени Ивана Тургенева ходили местные иваны и на памятник Ивану Грозному не смотрели. Здесь за углом и остановился автобус из Ивантеевки.
Здесь был центр. Кинотеатр, в котором вечно шла картина «Иван Иванович сердится», модный магазин «Иван-царевич», розовая вывеска ИВАН-ЧАЙ (чаю здесь, кстати, никогда не было) и центр по карате «Ванька-встанька».
Возле загса под черной с золотом вывеской ИВАН ДА МАРЬЯ стояла вереница такси. Мэр города Иванчук выдавал в этот день дочку – красавицу Ваню за грузина-студента Вано. Иваны-водители громко и неодобрительно переговаривались по этому случаю.
Иван Иванович – инспектор уголовного розыска – тоже переговаривался – в переговорное устройство. Переложил свой шестизарядный «иван» из кобуры в карман и сел в свой старенький «Иван-жигулян». Порядок.
Между тем Иван с бумажником на груди бродил среди людей и машин и посматривал на них – на машины. Над ним на кирпичной стенке радостно вещал плакат: ИВАН-ДУРАК СЧАСТЬЕ НАШЕЛ – и автомобильчик нарисован. Правильный плакат.
Тут к нему какой-то иван подкатился, низенький, лысоватый с золотым зубом, и затараторил:
– Привет, Иван. Что промышляешь – продаешь, покупаешь?
– Ишь разговорчивый, – подумал вслух Иван. – И откуда имя мое знает?
– Откуда знаю, там меня уже нет. Да меня самого Иваном кличут, – бойко ответил новый Иван.
– Не иначе ты моя родня, – решил Иван.
– Близкая, – подтвердил новый Иван. – Ты Иван, я Иван, надо выпить по сто грамм.
Это и решило дело. У нового Ивана карман оттопыривался, и выглядывала оттуда бутылка «Ивановской». Отправились иваны вместе в столовую на Ивановский спуск. А за ними уже следили.
Напротив кафе-столовой «ИВАН ПОДДУБНЫЙ» долго ждали иваны перехода. Свадьба ехала. Следом Иван Иванович – будто ни при чем – в своем «Иване-жигуляне» прошкандыбал. За углом затаился.
Вышел Иван из кафе-столовой совсем Иваном-дурачком: Ивановский спуск торчком, каланча-Иванча крючком, да и ноги собственные не слушаются – ваньку валяют. А новый Иван, за которого двух небитых иванов дают в базарный день, не отстает – уговаривает:
– Пойдем тут рядом к одному – Полтора Ивана зовут. У него бутылка есть.
Вошли в какой-то двор. Солнце жарит во всю ивановскую. Совсем Ивана развезло: рядом с ним Полтора Ивана… протягивает ему полтора стакана… полтора двора… в голове дыра…
Вдруг хватают Ивана, шарят, щекотно Ивану. Он и кочевряжится:
– Зачем вы, иваны, с меня колокола снимаете – с красной девушки?
Ну ему и дали соответственно: бом! бом! по кумполу. Только звон по храму пошел. Лег Иван и отключился от сознательной жизни. Все прозевал: как стрельба поднялась, как повязали иваны-мильтоны блатных иванов, как везли его в отделение.
Очнулся Иван на скамейке. Провели куда-то маленького лысенького.
– Большой Иван, – говорят, – Большой Иван, добро будет и вам.
Ничего Иван понять не может. В голове гудит, видно, с большого перепоя.
Стал Иван Иванович его спрашивать. Как зовут, сколько классов, где живет, где работает – ничего Иван не знает, видать, память отшибло. Ни национальности, ни воинского звания, ни сколько иванов в бумажнике было – ничего, как и не было. Не протокол, а сплошной прокол. А может, притворяется.
Вызвал Иван Иванович врача Иванукяна. Тот только спросил:
– В какой стране, друг, живешь?
Поморгал Иван на врача – и отвечает:
– Извини, друг, забыл.
Врач Иванукян официально заявил:
– Если он, в какой стране живет, забыл, его надо лечить.
– Для чего лечить?
– Чтобы вспомнил мать родную, вот для чего.
Стали Ивана лечить. Разными уколами, лекарствами и процедурами. Лежит на кровати Иван иваном, пустыми иванами глядит, слова «иван» не произносит.
Позвонил как-то Иван Иванович врачу Иванукяну:
– Ну как наш Иван?
– Иванезия, дорогой.
– Ну, хоть мать родную…
– Никакого родства не помнит.
– Так, может быть, его помнят? Предлагаю следственно-медицинский эксперимент.
Договорились. Выставили Ивана на площади для всеобщего узнавания. Глядит Иван: вокруг чужие ходят, незнакомые глазеют. И город какой-то чужой, может быть,
