class="p1">Евграф Комаровский поднялся. Взял со стола перо и лист бумаги.
– Мсье Капустин, я просил бы вас задержаться на несколько дней в Одинцовском уезде. Сейчас уже скоро вечер, надо устроить вас на ночлег. Идите по берегу пруда до аллеи к барскому дому – я напишу записку управляющему Гамбсу, он наверняка вернулся из фармации. Он вас устроит с комфортом – отвезет на постоялый двор в гостиницу, оплату и полный пансион, стол, все расходы, я беру на себя. – Комаровский, наклонившись, быстро написал записку.
– Что вы, что вы, ваше сиятельство! Так любезно с вашей стороны. Конечно задержусь. О чем речь? Рад был вам услужить и помочь!
Комаровский вручил ему записку, а появившийся с кухни Вольдемар показал, как берегом пруда дойти до аллеи и дома.
– Мы должны немедленно поехать к Хрюнову, – выпалила взволнованно Клер. – Эта его фраза о другом человеке… Евграф Федоттчч, я не могу этого объяснить словами, но я чувствую, что мы… что мы нашли с вами убийцу стряпчего и Аглаи! Я понимаю эту фразу о другом, как никто… И пусть в реальности он не сын Темного, но по духу он и есть то его земное воплощение, о котором все здесь только и говорят!
Евграф Комаровский выслушал ее, затем приказал Вольдемару:
– Седлай свою клячу и пулей в присутствие в Одинцово. Пусть пришлют на Николину Гору отряд стражников для обыска княжеского поместья. А мы с мадемуазель Клер сейчас прямо туда. Сын Темного Хрюнов или нет, но правду об убийстве стряпчего… о его гнусной кровавой инсценировке я от него получу еще до захода солнца.
Они вышли с Клер на улицу.
Но внезапно…
Из-за кустов со стороны проезжей дороги послышался стук колес, шум, и к Охотничьему павильону подкатило старое рассохшееся ландо.
В нем сидел Хасбулат Байбак-Ачкасов, одетый на этот раз в модный синий повседневный фрак, панталоны, пестрый жилет и кружевное жабо. Рядом с ним в своем кудлатом пудреном парике и платье с фижмами восседала верная служанка Плакса. На плечи она набросила свалявшуюся белую кавказскую бурку.
Байбак-Ачкасов выскочил из ландо.
– Я к тебе, граф. И вот по какому делу! – крикнул он петушиным фальцетом.
Клер увидела под мышкой у него ящик с дуэльными пистолетами.
На бледном лице Байбака-Ачкасова были налеплены аж три мушки. Что на языке причудливого века минувшего означало: берегись! Я страшен в гневе!
Евграф Комаровский едва не плюнул с досады. Как не вовремя!
Глава 34
Сатисфакция
– Я к твоим услугам завтра. Утром на рассвете, – объявил Евграф Комаровский.
– Ты сказал в любое время, граф. Я и часа ждать более не могу! Сегодня! К барьеру! Стреляться! У нас на Кавказе традиция хоронить врагов до заката солнца. – Хасбулат Байбак-Ачкасов глянул на Клер соколом и расправил свои узкие плечи. – А ты что, уже на попятный, граф?
– У меня срочное важное дело. А завтра утром мы вернем с тобой часть замечательных традиций. Я имею в виду сатисфакцию.
– Три года назад ты тоже кормил свет подобными отговорками, когда тебя вызвал тот господин… запамятовал его имя. – Байбак-Ачкасов усмехнулся. – Все ждали вашей дуэли, но она так и не случилась. Говорят, тебе приказал отступиться сам покойный государь. Но кто поверил тому анекдоту? Над тобой потешались в свете, граф Комаровский. Ты стал всеобщим посмешищем. Ты желаешь, чтобы я рассказал всем, что ты снова увильнул от сатисфакции?
– Можешь врать что хочешь. Я сказал – завтра. Сейчас мы с мадемуазель должны срочно уехать по неотложному делу.
– По делу? – Байбак-Ачкасов усмехнулся капризным ртом, мушки на его лице зашевелились, отлепляясь от вспотевшей кожи. – С мадемуазель Клер? На ночь глядя?
– Пойдем, – сразу сказал ему Евграф Комаровский. – ежели тебе так не терпится умереть. Туда, на тот берег пруда, пока еще светло. Вольдемар, уведи мадемуазель Клер в павильон, – обернулся он к денщику. – И принеси мои пистолеты.
– Я привез свои пистолеты. – Байбак-Ачкасов показал ему инкрустированный слоновой костью ящик. – Ты сказал граф, выбор за мной. Я доверяю только своему оружию.
– Как пожелаешь. Идем. – Евграф Комаровский первый зашагал по берегу пруда к развалинам статуи.
Байбак-Ачкасов не поспевал за ним. Старая Плакса осталась возле Клер и Вольдемара. Тот сначала было попытался увести Клер в павильон, но, заметив ее взгляд, сразу отступил. Старуха внимательно наблюдала, как противники шествуют к месту дуэли.
Клер ощутила, как всю ее опять сковал внезапный ледяной холод, обернувшийся сразу горячим жаром. А затем пришла дрожь. В панике она смотрела, как они идут к развалинам статуи Актеона на фоне закатного стремительно темнеющего неба. Багровая полоска на горизонте… Солнце умирало… Клер ощутила, что не вынесет, если… о, если только он… Она не чувствовал так себя, даже когда получила известие о смерти Байрона в Миссолонгах…
– Бог милостив, авось и на этот раз обойдется, – словно прочтя все по ее испуганному лицу, обратился к ней Вольдемар. Он был важен и серьезен и сразу перешел на немецкий. – Сколько уж было дуэлей у мин херца! С младых годов все дрался. И на шпагах, и на саблях, и стрелялся. Только не подумайте – другие вертопрахи все из-за амуров, а он из-за политики! Когда еще был флигель-адъютантом Великого князя Константина, и потом когда генерал-адъютантом государя… За честь царскую вступался. Им же нельзя самим. А про ту сатисфакцию врет этот басурманин! Мин херц и царя бы не послушал, когда тот ему Петропавловкой грозил за дуэль, встал бы к барьеру под пули. Только царь-то перед самой дуэлью к графу тайком сам домой приехал, плакал, выпимши он был, жаловался – а если что, не дай бог с тобой, Евграф, друг мой верный, как я один? Я, мол, стар и болен, не ровен час… На кого государство мне оставить? Преемника нет, все как волки друг другу… Мин херц только тогда отступился, пожалел государя. И натерпелся такого потом – все его как медведя травили, насмехались. Ну а сейчас-то… бог милостив, мамзель! Я вот помолюсь в кустах втихаря, чтобы мин херц не видел. Хотя пуля-то она дура… Ох, горе-злосчастье!
А на том берегу дуэлянты встали друг напротив друга. Байбак-Ачкасов открыл ящик с пистолетами и взял один, а второй протянул Комаровскому. Тот забрал пистолет.
– Он заряжен, – объявил Байбак-Ачкасов. – Можешь быть в том уверен, граф. Я сам заряжал оба.
Комаровский не стал проверять пистолет.
– Где же твои секунданты? – спросил он.
– Не нашел никого. Хотел Павла Черветинского взять секундантом, так ему не до меня, он своих
