Сталин не перебивал, почти не делал замечаний и даже дал некоторые дополнительные средства для прорыва обороны противника. А когда мы уходили из его кабинета, напутствовал Мерецкова такими словами:
— Желаю вам удачи! Сами напугайте противника, а не поддавайтесь ему…
С. М. Штеменко. Генеральный штаб во время войны.
Воениздат, М., 1968. С. 280–281.
A. M. Василевский, 17–18 июня 1944 года
<…> В разговоре по телефону И. В. Сталин спросил меня, как он часто это делал, не смогу ли я без особого ущерба для выполняемого задания прибыть на два-три дня в Москву. Я согласился и уже днем был в столице, а вечером 17 июня вместе с А. И. Антоновым встретился с И. В. Сталиным. Как выяснилось, основным вопросом, ради которого меня вызвали в Ставку, явились события на Севере. Войска Ленинградского фронта после ожесточенных боев на Карельском перешейке, нанеся серьезное поражение финским войскам, готовились к штурму последнего оборонительного рубежа. <…>
Связавшись по телефону с командующим Ленинградским фронтом Л. А. Говоровым, И. В. Сталин заслушал его детальный доклад о ходе событий и подготовке к штурму и дал ему ряд советов и указаний. Удовлетворенный заверениями Говорова в том, что задача ускорить наступление будет решена его войсками в течение ближайшей недели, он пожелал Леониду Александровичу успехов. <…>
В тот же вечер в Ставке был рассмотрен вопрос о проведении Карельским фронтом, с участием Онежской и Ладожской военных флотилий Свирско-Петрозаводской операции в Южной Карелии, Сталин по телефону заслушал доклад командующего фронтом К. А. Мерецкова о готовности войск и подчеркнул, что благодаря успешным действиям Ленинградского фронта у Карельского фронта создались благоприятные условия для выполнения задачи и потребовал начать операцию не позже 21 июня.
Затем он попросил Антонова доложить о последних событиях в Нормандии. <…>
После обмена мнениями Верховный назначил мне на следующий вечер встречу для доклада по всем имеющимся у меня вопросам в связи с Белорусской операцией.
Заслушав мой краткий доклад о ходе подготовки 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов к выполнению поставленных перед ними задач, Сталин остался доволен и особенно остановился на использовании 5-й гвардейской танковой армии на фронте у Черняховского. Я сообщил, что на оршанско-борисовском направлении против 11-й гвардейской армии оборона врага в инженерном отношении развита гораздо сильнее, чем на участке 5-й армии, да и группировка войск противника там значительно плотнее. Поэтому оршанское направление для ввода танковой армии в прорыв на борисовском направлении я считал менее перспективным, чем богушевско-борисовское. Договорились, что временно основным направлением ввода танковой армии в прорыв будем считать оршанско-борисовское, как кратчайшее и по характеру местности наиболее удобное для маневра. Окончательное же решение отложили до первых дней операции. Поэтому условились, что 5-я гвардейская танковая армия пока останется в резерве Ставки, а в нужный момент я как представитель Ставки дам указание передать ее фронту. При этом Ставкой предусматривалось, что во всех случаях основная задача танковой армии — быстрый выход на реку Березину, захват переправ и освобождение города Борисова. Как всегда, Верховный Главнокомандующий особенно интересовался настроением, подготовленностью и материальным обеспечением войск, а также работой командно-политического и прежде всего руководящего состава фронтов.
В дни моего пребывания в Москве Г. К. Жуков попросил у Ставки разрешения начать операцию 1-го Белорусского фронта не 23, а 24 июня. Сталин спросил о моем мнении. Посоветовавшись по телефону с И. Д. Черняховским и И. Х. Баграмяном, я сказал, что считаю такое предложение для фронтов нашего направления целесообразным, поскольку оно позволяет в ночь на 23 июня, перед началом операции 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, использовать здесь авиацию дальнего действия, направленную к Рокоссовскому. Сталин согласился с этим и добавил, что мы с Черняховским упускаем из виду еще одну выгодную для нас деталь: 3-й Белорусский фронт выиграет в этом случае лишние сутки. Он обещал сообщить мне окончательное решение после разговора с Жуковым. <…>
20 июня я вернулся на КП Черняховского.
A. M. Василевский. Дело всей жизни. Кн. 2.
Политиздат, М., 1988. С. 135, 136–137.
С. М. Штеменко, 18 июня 1944 года
<…> Вечером 18 июня при докладе положения на фронтах И. В. Сталин заметил, что время наступления войск Мерецкова приблизилось. Он велел А. И. Антонову еще раз обратить внимание Военного совета Карельского фронта на необходимость сохранить в неприкосновенности силы и средства против 20-й Лапландской армии. Алексей Иннокентьевич в 18.45 направил на Карельский фронт особую телеграмму. В ней говорилось: «Верховный Главнокомандующий приказал напомнить вам его требование не ослаблять правого крыла и центра фронта и без разрешения Ставки не снимать оттуда дополнительно никаких сил и средств помимо разрешенных ранее Ставкой к переброске».
Как мне известно, И. В. Сталин интересовался этим вопросом также на следующий день, когда уже завязались бои за Выборг. Он мысленно видел всю совокупность действий: и переброску сил противника на Карельский перешеек, и ослабление финских войск вследствие этого перед Карельским фронтом, и выход последнего на фланги главной группировки финнов, и вытекающие отсюда операции по окончательному разгрому финской армии, а затем и немецко-фашистских войск, попадающих в положение полуизоляции.
С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 2.
Воениздат, М., 1974. С. 390.
С. М. Штеменко, июнь 1944 года
С Верховным мы имели принципиальную договоренность буквально по всем деталям благодарственного приказа. И все-таки из-за спешки при подготовке текста оплошности иногда случались. Помню, в частности, такой случай. Однажды во время нашего доклада в Ставке позвонил Конев и сообщил прямо Сталину об освобождении какого-то крупного населенного пункта. Было уже около 22 часов, но Верховный Главнокомандующий распорядился дать салют в тот же день. На все приготовления у нас оставалось не более часа. Я тут же написал «шапку» приказа. Она была утверждена. После этого из соседней комнаты, где стояли телефоны, позвонил сначала Грызлову о немедленной передаче мне нумерации войск и фамилии командиров, затем по радио Пузину — о предстоящей передаче приказа и, наконец, коменданту города — о салюте. «Шапку» занес машинисткам и сел монтировать остальную часть приказа, пользуясь своей рабочей картой и имевшимся у меня списком командиров. Примерно через полчаса мы с Грызловым сверили наши данные, я опять пошел в машбюро, продиктовал недостающую часть текста, отослал приказ на радио и, вернувшись в кабинет Верховного, доложил, что все готово, в 23 часа салют будет.
— Послушаем, — сказал Сталин и включил неказистый круглый динамик на своем письменном столе.
По радио приказ всегда читали с таким расчетом, чтобы не более чем через минуту по окончании чтения грохотал салют. Так было и на этот раз. Своим торжественным неповторимым голосом Ю. Б. Левитан начал:
— Командующему 1-м Украинским фронтом! Войска 1-го
Украинского фронта в
