смогла выйти, мужчина заговорил опять:
– Я не ожидал гостей. – Раздался хриплый кашель с мокротой, так мог кашлять только старик. – Позвольте мне надеть брюки.
Я было засмеялась, но Ливай сделал мне знак помолчать.
– Спасибо, сэр! – сказал он. – Мы оценим вашу вежливость по достоинству.
Пятнадцать минут спустя общими силами недоразумение было разрешено. Рассел Диксон не уехал. По-видимому, произошло какое-то недопонимание, когда оценщики приходили к нему с визитом несколько дней назад. Они сделали ему предложение о компенсации, а потом признали его дом непригодным для жилья, фактически не оставив ему выбора. Но мистер Диксон этого не понял. Он просто поблагодарил приходивших к нему мужчин за потраченное на него время, но при условии, что они уберутся с территории его собственности ко всем чертям.
Мистер Диксон был одним из первых людей, которые приходили утром после наводнения к моему отцу. И его фамилия стояла на распространяемой отцом петиции.
Когда мы объяснили старику его ошибку, он очень огорчился:
– Я чувствую, что это моя вина. Я просто пытался быть вежливым с этими людьми.
– Нет, вы ни в чем не виноваты, – уверили мы мистера Диксона.
Он сидел напротив нас за кухонным столом, с белыми, как соль, волосами и нечесаной бородой. На нем были грязная, застегнутая на все пуговицы рубашка и слишком просторные для него брюки.
Мне он сказал:
– Твой отец был здесь несколько раз, помогая мне подлатать тут кое-что. Он проведывает меня, привозит мне продукты и присматривает за мною. Я хотел было сказать, что мне отключили электричество, но я знаю, что твой отец очень занят, помогая другим людям, вот и не стал его беспокоить. – Старик вздохнул. – Я бы предложил вам чаю, ребятки, или еще чего-нибудь, но у меня нет и воды. У меня своя скважина, но насос, который качает из нее воду, работает на электричестве.
Ливай отвел меня в сторонку:
– Мистер Диксон не может здесь оставаться. Особенно теперь, когда приближается новая буря. Я только что написал об этом отцу.
Я почувствовала, как у меня кривятся губы.
– Ливай, почему ты это делаешь, не поговорив сначала со мной?
Ливай открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь в свою защиту, но, к счастью, передумал.
Я вышла из дома и позвонила отцу.
– Да, Ки. Что случилось?
– Папа, я сейчас дома у мистера Диксона.
– О, нет. С ним все в порядке?
– Да, то есть я хочу сказать, нет. Они признали его дом непригодным для жилья, а он этого даже не знал. Думаю, сейчас приедет полиция, чтобы забрать его.
– Черт!
– Папа, он не может здесь оставаться. И не только из-за полиции. Его дом… вроде как разваливается на глазах. У него нет ни воды, ни электричества….
Я вскипела, потому что все это было так печально. Мне хотелось спросить его: «Ты это знал? Ты знал, что положение старика такое тяжелое?»
Отец вздохнул:
– Я уже выезжаю.
Когда я вернулась на кухню, Ливай подметал пол. И я знала почему. Он не хотел беседовать с мистером Диксоном.
Мистер Диксон взглянул на меня:
– Пожалуйста, попроси этого паренька поставить веник на место. Чуток грязи меня не убьет, а если он ее выметет, это меня все равно не спасет. – Старик не сошел с ума. Он улыбался.
– Он просто хочет вам помочь, – сказала я, хотя внезапно почувствовала, что ничто из того, что мы делаем, не похоже на помощь, как бы Ливай ни пытался это представить.
Мистер Диксон поднял трясущуюся руку и пригладил волосы:
– Как вы думаете, они заставят меня уехать прямо сейчас?
Ливай взглянул на меня, но я только крепче сжала губы. Я точно не собиралась сообщать мистеру Диксону дурные вести. Ливай тихо сказал:
– Вероятно, да.
– Вы хотите, чтобы мы собрали кое-какие ваши вещи? Мы можем положить в сумку вашу одежду, – предложила я.
Мистер Диксон огляделся по сторонам. Видеть это было невыносимо. Все его вещи, все его пожитки были разбросаны где попало.
– Что ж… – Старик потер подбородок. – Если можно, я хотел бы забрать часть этих картин. – Он махнул рукой.
Некоторые картины все еще висели на стенах, другие были свалены в кучи на полу. Тут было, наверное, картин сорок. И только тех, которые я сейчас видела. Кто знает, сколько их в других комнатах?
– Моя жена… она начала писать картины с тех пор, как ушла на покой с лесопилки. И они напоминают мне о том, что мы с ней делали вместе. Она была хорошая художница, правда? – Старик встал со стула. – Но я не могу взять их все. Ведь я даже не знаю, куда я отсюда пойду. – Он посмотрел на меня.
Я не могла сказать, стоят ли в его глазах слезы от горя или они просто слезятся, как у всех стариков.
– Может быть, вы двое поможете мне решить?
* * *
Когда мы наконец вышли на улицу, я кипела от злости:
– Они собирались признать его дом непригодным для жилья, но оставили его в нем жить. Неужели ты и впрямь на их стороне? На стороне тех, кто вот так выгоняет людей из их домов?
– Выгоняют его из его дома? Кили, в этом доме опасно жить даже собаке, не говоря уже о человеке, – парировал Ливай. – Как твой отец мог без угрызений совести допустить, чтобы мистер Диксон жил в таких условиях?
– Мой отец заботится о многих людях, ясно? И ему не пришлось бы заниматься этим в одиночку, ели бы губернатор не был таким засранцем.
– Что ж, я надеюсь, что с проблемами других людей твой отец справляется лучше, чем с проблемами мистера Диксона.
Я сердито посмотрела на Ливая. Как он мог сказать такое?
Наши отцы подъехали к дому точно в одно и то же время.
Пикап моего отца и машина шерифа Хемрика стояли бампер к бамперу.
– Это неправильно, – начал отец.
– Погоди секундочку, Джим, – попросил шериф.
– Куда ты собираешься его забрать? – Отец уже кричал.
– Сегодня вечером? В приют. А завтра он поговорит с оценщиками еще раз, может быть, с кем-то, кто поможет ему понять, как обстоят его дела.
– Да, черт возьми, в этом ты прав, он поедет и поговорит с тем, кто ему поможет. И на этот раз сопровождать его буду я. – Отец презрительно усмехнулся. – И все это ради одной дурацкой сделки со строительством домов в Уотерфорд-Сити. Ты знаешь, что это так, и я знаю, что это так.
Шериф Хемрик заложил руки за спину:
– Я не говорю, что ты не прав, Джим. Эти планы
