боишься?
— Раньше боялась, но теперь нет и никогда больше.
Я прижался лбом к ее волосам. Мало кто меня не боялся. Мои братья и, возможно, Киара, и это было то, чего я хотел, ради чего я работал.
— В конце концов она возненавидела моего отца больше, чем любила, и решила наказать его единственным способом, которым, как она думала, могла.
Я закрыл глаза, вспоминая тот день.
Мама вошла ко мне в спальню в длинной ночнушку, натянутой на живот. Она так и не уложила нас спать и не пожелала спокойной ночи, поэтому я напрягся, увидев ее в дверях. Я подготовил себя и братьев ко сну, пока она лежала на диване, уставившись в никуда.
— Римо, мой мальчик, ты можешь пойти со мной?
Я прищурился. Она казалась слишком заботливой, слишком любящей. Мой мальчик? Она говорила как мать. Она улыбнулась, и я сделал нерешительный шаг вперед, скорее с надеждой, чем с подозрением.
— Нино и Савио уже в моей комнате.
Это меня убедило. Я последовал за ней в спальню. На секунду мне захотелось взять ее за руку, но она никогда так не держала меня, а я уже был слишком большим. Как только я вошел в спальню, она захлопнула дверь и закрыла нас. Мои глаза заметили Нино, стоящего на коленях на полу и баюкающего свою руку. Все было красным. Красные ручейки стекали по его рукам, запястья были широко раскрыты.
Его глаза встретились с моими. Он не издавал ни звука, только плакал, истекая кровью. Кровь. Повсюду. Это забил мой нос.
Я лихорадочно искал Савио и нашел его неподвижным на кровати. Крик застрял у меня в горле, пока я не заметил, как поднимается и опускается его грудь. Не умер.
Мама встала передо мной и схватила меня за руку. Серебро вспыхнуло перед глазами, и я дёрнулся. Мои руки и лицо горели, когда лезвие разрезало меня. Я бил, царапался и ревел, отбиваясь от нее. А потом она остановилась, и запах дыма наполнил комнату. Занавески горели. Мы сгорим. Мы все сгорим. Нино начал напевать, раскачиваясь взад и вперед, бледный и потный.
Я бросился к окну. Снаружи послышались крики людей отца. Я сорвал занавески, и пламя задело мои ладони, шею и руки, жадно обжигая мою кожу. Я закричал и разбил окно. Я помог Нино выбраться, потом схватил Савио и выпрыгнул из окна с ним на руках. Кости сломались, и я весь сгорел. Агония, чистая и всепоглощающая.
Глядя в окно, я видел плачущее отчаявшееся лицо нашей матери среди дыма и пламени. Она плакала, потому что я отнял у нее месть, потому что я не умер с братьями, как мы должны были. Я хотел, чтобы она сгорела, хотел, чтобы она ушла из нашей жизни. Я хотел ее смерти.
Когда я закончил, Серафина молчала. Она сглотнула.
— Как мать может так поступать со своими детьми? Я бы умерла за Грету и Невио. Я никогда не причиню им вреда. И если ты когда-нибудь причинишь им боль, Римо, я убью тебя. Это обещание.
— Надеюсь ты это сделаешь, потому что если я причиню им боль, то заслужу только нож в сердце.
Серафина повернулась в моих объятиях, ее голубые глаза смотрели свирепо и доверчиво.
— Но ты никогда не причинишь им вреда. Я знаю, что нет, и ты защищаешь людей, которых любишь.
Я кивнул.
— Я не буду и никто не будет.
Я уничтожу любого, кто попытается.
Она провела пальцем по шраму над моей бровью.
— Я знаю, что это неправильно, но я хотела бы убить твою мать за то, что она сделала с тобой.
Моя грудь сжалась. Я не сказал ей, что моя мать все еще жива. Я поднес руку Серафины к своему лицу и поцеловал ее ладонь, а затем шрам, который я создал.
— Я не позволю втянуть тебя в мою тьму.
Однажды я убью свою мать. Когда-нибудь мы с Нино будем достаточно сильны, чтобы сделать это.
— Это не только твой выбор.
— Я правлю сотнями людей. Я могу быть очень убедительным, если постараюсь.
Она улыбнулась медленной, яростной улыбкой.
— Поверь мне, я знаю. Ты убедил меня влюбиться в моего похитителя. Но я могу быть очень упрямой.
Я притянул ее ближе.
— Это правда. Ты чуть не поставил меня на колени.
Она подняла идеальную белокурую бровь.
— Почти?
— Ты заставила меня лежать в собственной крови у твоих ног, разве этого недостаточно?
Я спросил, понизив голос.
— Никогда больше так не делай.
— Не буду. Следующая кровь, в которой я искупаюсь, будет не моей.
Понимание мелькнуло в ее глазах. Она вздохнула и поцеловала меня.
— Ты поклялся не убивать мою семью.
— Ангел, я поклялся не убивать их в тот день. Мужчины в твой семье высокопоставленные члены Наряда. Твой дядя гребаный Данте Кавалларо. Если я хочу выиграть эту войну, мне придется убить его, и я выиграю эту чертову войну. Потому что если я этого не сделаю, это сделает Кавалларо, а это значит, что Невио и Грета, ты, мои братья… не будете в безопасности. И мне все равно, скольких мне придется убить, чтобы гарантировать твою гребаную безопасность. Я убью всех, кто угрожает людям под моей защитой. — я коснулся ее шеи, поглаживая нежную кожу. — Ты не можешь получить все. Ты должна сделать выбор.
Она покачала головой.
— Я сделала свой выбор, Римо. Я выбрала тебя и буду выбирать снова и снова.
Черт. Я не заслуживал эту девушку.
СЕРАФИНА
Мы жили в Лас-Вегасе уже два месяца. Я начала чувствовать себя как дома, чем в Миннеаполисе с тех пор, как родила близнецов. Я продолжала посылать Сэмюэлю сообщения, но они стали менее частыми из-за его отсутствия реакции. Каждую неделю я посылала ему короткое сообщение, в котором сообщала, что со мной все в порядке, и фотографию нас с близнецами. Он пока не ответил, но я знала, что он прочитал их, и даже это было маленькой победой. Он не заблокировал меня. Он все еще хотел знать, как у меня дела, хотя теперь я была практически врагом. Война между Каморрой и Нарядом не закончится в ближайшее время, даже если на время все успокоится. Данте, вероятно, что-то задумал, и я была уверена, что Нино и Римо тоже не успокоятся.
Завтра у Римо день рождения, и даже если он его не отпразднует, я хочу подарить ему что-нибудь особенное. Трудно было придумать подарок для того, кто правил западным побережьем и мог купить все, что
