я сняла боль. Забыл? Если хоть шаг сделаешь ближе — я тебе напомню».
— «Подумаешь, головная боль… Сама ты… Сама… Злая ты. Не буду с тобой играть. Вот так. И целуй папку сколько хочешь, а я смотреть на это не хочу. У меня есть свои дела»…
Стук босых ног затих и Олег, не до конца понимая, что вокруг творится, и почему эти малыши называют его папой, продолжал лежать с закрытыми глазами.
Вскоре матрас кровати чуть прогнулся и рядом с мужчиной примостилось маленькое тельце девочки, которая легла рядом, обняла его руками и зашептала прямо в ухо.
— Папочка, а папочка. Просыпайся, пожалуйста. Ты нам очень нужен. Очень. И мне, и братику, и маме, и дяде, и всем-всем-всем. Мама уже устала всем отвечать, что «без изменений». А ты знаешь, как много людей беспокоятся о тебе? Очень много. Я ещё не запомнила всю таблицу умножения, но мама как-то сказала, что в день звонят по сотне раз. Это, наверное, очень много. Поэтому сам понимаешь, что лучше тебе самому отвечать на телефонные звонки, а не маме за тебя отдуваться.
Олег при этих словах еле сдержался, чтобы не захохать в голос. Его губы задрожали, и было хотели сложиться в привычной улыбке, но Белый сдержался. А девочка тем временем продолжала.
— Дядя Свар тоже заходит каждую неделю. Сидит около тебя, о чём — то рассказывает, жалуется… А ты не хочешь с ним говорить — всё лежишь и молчишь. Пап. Просыпайся. Я тебя очень прошу. Ну хотя бы глазки открой и посмотри на меня. Все говорят, что я красивая, а мне так хочется, что бы это именно ты сказал. А потом мы с тобой поедем есть мороженое. Мама рассказывала, как ты приглашал её в мороженицу и там она объелась. Я тоже так хочу. Пап. Я сейчас тебя поцелую, и ты откроешь глазки. Хорошо? Если любишь маму и нас, так и сделаешь. Я верю, что ты меня слышишь. Приготовился? Я тебя целую».
И в то мгновение, когда Олег почувствовал первый нежный поцелуй в один глаз, тот непроизвольно даже для самого Белого открылся. Девочка, не замечая движения мужчины, поцеловала второй глаз, и когда и тот открылся, с восторгом закричала во весь голос, вскочив на ноги и прыгая по широкой кровати.
— УРА!!! Папа проснулся!!! Я его разбудила!!!
Олег с изумлением смотрел на необыкновеную девчушку. Та была похожа на Катю в детстве, но была более красива и изящна. А волосы… Знакомая пышная густая грива огнено-рыжих волос, которая заканчивалась чуть выше колен.
Олег смог поймать прыгающего вокруг ребёнка и притянул к себе, попутно вырвав из рук иглы. Тело совсем не слушалось, но что там справиться с малышом.
— Какая ты красивая, Славена. Похожа на маму, но, как по мне, даже красивее.
Девочка раскрыла свои изумрудные глазки так широко, что Белый почувствовал, что тонет в этих омутах.
— Пап. Ты правду сказал, что я красивее мамы?
— Правду, малыш. Я ведь маму помню именно с тех лет, как и тебе сейчас. Ой, погибель для мужчин.
Девочка улыбнулась.
— Это все взрослые говорят, а я вот думаю иначе. Не погибель, а радость тому единственному, кого полюблю. И одарю его всем, чем смогу. Но это если мой муж меня не будет обижать. Иначе как Славку буду наказывать головной боль. Он вообще последнее время непослушным стал. Мама говорит, мол, вот папа проснётся и возьмёт воспитание в свои руки. Мама устаёт очень — всё на ней одной. Дедушка помогает, да и дядя с тётей часто приходят, но мама мучается и с тобой, и с нами. Часто плачет по ночам, а мы слышим и всем очень грустно. Но теперь ты навсегда проснулся? Правда? Больше не уснёшь?
— Малыш. Спять все — и дети и взрослые. Конечно, не так много как я до этого момента, но обещаю, больше такого не повторится. Честное пречестное.
— Ой, ты как мама сейчас сказал. Это её любимое слово.
— Я знаю, красавица. А мама сейчас где?
— Мама?
— Я здесь, Олежка. Наконец-то дождалась… иты пришёл в себя. Если б ты знал…
Белый повернул голову и увидел прислонившуюся к двери женщину. На вид ей можно было дать не менее тридцати лет, но всё говорило о том, что это Катя, его малышка, которую он знал много лет.
— Катя? Катенька. Солнышко. Что с тобой случилось? — удивлённо спросил Белый.
— А что со мной? Я тебе такая не нравлюсь? Старая стала?
— Глупая. Иди ко мне, а то пока даже сесть не могу. Но ничего, я обещаю, что не буду тебя мучать своим присутствием.
Женщина опустила глаза, но промолчала.
Олег, почувствовав, что его пытаются уберечь от плохих новостей, стал серьёзным и улыбка исчезла с его бледных губ.
— Кать. Подойди ближе и присядь рядом. Прошу тебя.
Женщина попросила дочь на время покинуть родителей, что бы они могли спокойно поговорить. Девочка, на прощание ещё раз поцеловала Олега и хитро ему подмигнула, покорно покинув комнату.
— Хорошие детки у тебя, Кать… — начал Олег, но женщина закрыла ему рот рукой и не дала договорить.
— Не у меня, у нас, Олежка. Прости, но я воспользовалась твоим беспомощным положением. Да, это так, и не жалею об этом. Ты всегда для меня был единственым и любимым. А это наши детки. Двойняшки. Им по четыре года. Умницы и благоразумницы…
Олег взял руку женщины и поцеловал каждый её пальчик, потом отвел руку в сторону.
— Только эти две умницы, сидя в соседней комнате, «греют уши», слушая, затаив дыхание наш разговор.
— Поганцы, — вскинулась Катя и, быстрым шагом выйдя из комнаты, шуганула детей. Потом плотно закрыв дверь, вернулась к Олегу.
Тот с улыбкой на лице посмотрел на Катю.
— Ты думаешь, что они перестали слушать? Ну-ну. Ладно, моя кормилица и поилица. Расскажи мне, что случилось тогда и позже. Я понял по твоему лицу, что Люды больше нет?
Катя, спросив разрешения, залезла на кровать к Олегу, обняла его и стала рассказывать…
… О том, что его супруга вместе с семьёй Виктора попала в аварию, после чего так и не смогла выйти из комы, скончавшись в больнице спустя неделю. О Викторе, который почернел с горя, кляня себя за то, что погубил две жизни. О причинах аварии, которые, после самых тщательных экспертиз не доказали вмешательство посторонних лиц, а лишь подтвердили изношенность отдельных узлов машины.
Олег слушал рассказ и внутри его душа окаменела. Он вспомнил последние секунды своей жизни
