всего один раз смог достать клинком тварь — и сейчас на её груди расплывалось всё шире и шире кровавое пятно. Раны, нанесённые кинжалами, что держал в руках Белый, никогда не заживали. Уже раз поранив тварь, Олег знал, что та не выживет. Но время играло против человека. Он одну ногу уже подтягивал, стараясь не смотреть вниз — ниже колена всё было разорвано в клочья. Левое плечо было дважды пробито когтями и оттуда тоже не переставая текла кровь. Олег изначально заблокировал болевые рецепторы, дав приказ телу не ощущать повреждения. Мозг этому противился, но сила духа и Дара главенствовали.
Очередная короткая встречная схватка и Олег почувствовал, что в его онемевшей левой руке нет клинка — тот торчал в области поясницы у его соперника. Качнувшись от нахлынувшей боли, Белый посмотрел на грудь — два отверстия рядом с сердцем, из которых обильно текла кровь
— «Да… Повоевал. Мне отсюда уже не уйти. Но и тварь я победил в честном бою. Та уже опустилась на колени. Что же. Как пели наши деды — «Это есть наш последний…»
Олег хотел сделать шаг навстречу своему врагу, но раненая нога подвела хозяина и не удержала тело. Мужчина рухнул на врага и в последний миг оба обменялись последними ударами.
— «Спасибо, бледный, за хорошую драку. Ты бился достойно. Я не смог тебя победить, но и ты меня не осилил. Ухожу свободным, а это великая честь для война — умереть в схватке с достойным врагом. Прощай».
— «Ты бился достойно, — согласился Олег. — Мы могли быть друзьями, а не врагами. Жаль, что так вышло. Прощай, враг».
Белый, лёжа на туше замершего «гризли», вдруг подумал совершенно о постороннем — а почему человекоподобное существо сравнили с медведем, ведь между ними не было ничего общего…
Его мысли путались, стали скакать по воспоминаниям последних лет, потом перед глазами встала Люда, которая стояла в окровавленном платье и протягивала к нему руки, крича что-то непонятное. Потом… потом перед его закрывшимися глазами появилась Катя. Его девочка, которую он спас, которую любил всем сердцем, желая ей счастья в жизни. Вспомнились её веснушки и огнено-рыжая копна волос. И, уже окончательно впадая в беспамятство, где-то на перефирии гаснущего сознания, услышал яростный крик своей подопечной.
— Белый, Олег. Гад такой. Держись. Не смей умирать! Если умрёшь — я тебя из-под земли достану и сама потом прибью. И не один раз. Держись, кому говорю! Держись! Ты мне нужен. Я ведь без тебя не смогу жить. Держись, гадёныш!!!
Олег попытался улыбнулся, но губы уже не подчинялись — тело не принимало приказы разума. Последним усилием, собрав все оставшиеся силы в организме, послал последнюю мысль своему близкому и любящему человеку.
— «И я люблю тебя, мылышка. Будь счастлива, Солнышонок».
И сознание померкло…
Эпилог
Пять лет спустя. Коттедж на берегу Ладоги.
Олег приоткрыл глаза. Быстро просканировав организм, убедился, что с телом всё в норме, только мышцы были ослаблены до предела. Стараясь не вертеть головой, осмотрелся. В его вены на обех руках были воткнуты иглы.
— «Капельнцы» — мелькнула мысль, — «тогда почему слева стоит медицинский агрегат непонятного назначения? Это похоже как на ИВЛ, так и на монитор контроля в палатах, где лежат инфарктники. Где я и почему эта комната точно не палата больницы? Судя по воздуху — вокруг сосновый лес, да и свежесть, словно недалеко большое озеро или море. Хотя море вряд ли. Там присутствует несколько другой запах. Балтика или Ладога?»
Мысли Белого прервал тихий звук поворачиваемой руки на двери. Олег тут же закрыл глаза и притворился спящим. По звуку чуть слышных шагов, он понял, что к нему зашли двое детей. А дальше Олег чуть не вскочил от неожиданности, но заставил себя оцепенеть, впитывая произнесённые мысленно слова как засохшая губка.
— «Слав. Давай папу разбудим. Он словно спящая красавица — всё спит и спит. Мама, когда читала сказку, сама чуть не плакала в момент, когда принц поцеловал девочку и та открыла глаза».
— Славена. Ты девчонка, сама и целуй. Я мужчина, нам нельзя показывать свою слабость. Так и мама и дядя Свар говорят. Сама ведь помнишь. Я предлагаю другое — давай его уколем какой-нибудь иголкой. Это ведь больно. Может папка и проснётся. Сама ведь постоянно ноешь — мол, папа есть, а играть с нами не может. Хотя мы уже взрослые. Нам уже по четыре года. Мама, как говорит дядя Свар, уже в пять лет стала СУДЬЁЙ. Так что нам немножко осталось потерпеть — всего годик остался».
— «Дурак ты, Слав. ТО — мама, она особенная. А мы с тобой самые обыкновенные. Ты как хочешь, а я папку поцелую — не просто так сказки пишут. Помнишь, как дедушка говорил — «Сказка ложь, да в ней намёк…»
— «…Добрым молодцам урок. Это нам, сестрёнка, мужчинам, а не вам, девчонкам. Так что я сейчас выну у него иголку из руки и уколю в попу. Если и при этом будет спать — обижусь на него и вообще с тобой не буду сюда ходить».
— «Слав. Ты не любишь папу. Он ведь лежит не просто так. А ты хочешь сделать ему ещё больно? Злой ты, хоть и брат. Папочка, знаешь, сколько всего вытерпел? Вспомни, что мама рассказывала — его почти год собирали по кусочкам. А ты со своей иголкой. Будешь так себя вести, лучше вообще не приходи сюда, а я не буду с тобой водиться.»
— «По кусочкам? Прямо как конструктор Лего? Его не собирали, а лечили. Ты глупая и сама не понимаешь что говоришь. Собирали… Я вот, когда вырасту, буду учиться на доктора. Как наши тётя с дядей. Мама говорит, что мы должны следовать их примеру. Ведь именно благодаря нашим родным папа остался жив.»
— «И благодаря маме. Она почти два года была рядом с папой. Носила его на ручках, потому что тот был худеньким и лёгким.»
— «Ладно, сестрёнка, не будем спорить. Давай сделаем так. Я сначала уколю его иголкой, а потом ты поцелуешь. Вот от чего он очнётся, то и покажет кто из нас прав.»
— «Слав. Я хоть и твоя сестра, но делать папе больно тебе не разрешаю. Ты ПОНЯЛ? Если не хочешь по-хорошему, тогда я заставлю твою голову болеть. Ты в прошлый раз не выдержал и плакал как маленький, прося, что бы
