— Но если вдруг нет… — протянула она, игнорируя мой вопрос. — Я все-таки взяла с собой еще одно парализующее зелье. Так что ты сможешь его использовать.
И она, вложив мне в руку перстень с большим поддельным камнем, скрывающим потайной отсек, скрылась в толпе. Перебрасывая кольцо из руки в руку, я подумала: возможно, Галаса предполагает, что это зелье придется выпить мне.
…Я продолжила свой путь в жилой корпус замка. Не прошло и получаса, как я оказалась перед нужным помещением. На вскрытие замка ушло две отмычки. Если здесь была магическая защита, то настолько хорошая, что я не то что не почувстовала ее — не могла даже предположить, куда она вшита…
Деревянные раздвижные двери, разрисованные белыми аистами на черном фоне, с тихим шорохом разъехались по сторонам. Я зашла в спальню сенатора Циги Лорча.
Все в сдержанных черно-молочных оттенках. Много камней. Много бамбука. Старинные зеркала и на стенах, и на дверцах шкафа. Грифельные шторы скрывают раздвижное окно в пол, ведущее в потаенный внутренний сад замка. Возле пышной кровати с необычным балдахином, который поднимается, закатываясь в рулоны, столик. На столике — графин воды и стакан: слуги позаботились о том, чтобы сенатор, вернувшись с приема, мог освежить горло глотком чистейшей воды из океанских фонтанов, запертых в подземельях замка.
Где их прямо сейчас расковыривает потихонечку Галаса Дарети.
Я приоткрыла окно, затем подошла к прикроватному столику. Отцепила от своего бедра закрепленный там флакон с парализующим зельем, открутила крышку и стала методично, никуда не спеша, капать его в графин.
Кап. Кап. Кап.
Как в древней пытке.
Это был почти медитативный процесс, который прервался, когда входные двери вновь зашуршали, уходя в стенные пазы.
— Какая приятная неожиданность. Наконец-то ты пришла ко мне, Джеремия Барк, — раздался у меня за спиной пренебрежительный смешок.
Я сглотнула и, не оборачиваясь, молча бросилась к окну в сад.
Началось.
Глава 42. Я не жертва
Сад, примыкающий к спальне сенатора, был пуст.
Тихо стояли в вечерних сумерках кипарисы, одинокая цикада едва слышно звенела в траве. Сад был достаточно просторный: квадратная площадка, замкнутая между высокими замковыми стенами. В центре — фонтан, журчащий в тени раскидистого бука. Сюда можно было попасть только из хозяйских покоев. Музыка и смех гостей не долетали: корпусы находились слишком далеко друг от друга.
Подхватив слишком длинный подол платья, я выбежала на площадку и остановилась у фонтана. В серебристой воде на мгновение промелькнула какая-то тень, поколебавшая мое отражение. Это хорошо.
Отчаянно метнувшись туда и сюда, я замерла, когда хруст камешков у меня за спиной сменился самоуверенным голосом:
— Ну и что ты сюда подмешала, воровка?
— Выпей — узнаешь, — с неприязнью посоветовала я, оборачиваясь.
Сенатор Лорч стоял передо мной, лениво покачивая в руках стакан с прикроватной тумбочки. Камзол глубокого агатового цвета с синей вышивкой сидел точно по фигуре. Пепельно-русые волосы лежали идеально.
На мой взгляд, было совершенно очевидно, что Цига Лорч — не человек. Не совсем человек. Как и Тилваса после недавнего ритуала, сенатора окружала некая аура гладкости, неествественного совершенства. Знаете, как художники иногда придают портретам чуть больше лоска, чем имеется в оригинале? Так и здесь. Но если Тилвас с этой аурой выглядел просто душкой, нечаянным победителем в лотерее генов, то сенатор казался ожившей скульптурой, слишком далекой от реальности. Наверное, люди думали, что он вкладывают в свою внешность очень много денег.
— Не хочешь отвечать мне, Джеремия? Очень жаль, — цокнул языком Лорч и коротко крикнул что-то на неизвестном языке.
Из спальни — из-под кровати — к нам вдруг выбрался крупный черный пес. Такой уставший и старый, что до этого совершенно не обеспокоился моим вторжением.
— Хороший мальчик. Сидеть. Хочешь пить? — поинтересовался сенатор, подходя к собаке со стаканом наперевес.
Гурх.
— Нет! Не надо! Это зелье паралича, — я импульсивно шагнула вперед.
— Умно, — осклабился Лорч.
Он небрежно потрепал пса за ухом и вновь отдал ему гортанно-рычащий приказ. Собака, еле перебирая ногами, ушла обратно в комнату.
— Пес достался мне от прежнего постояльца. Никак не найду повод одарить его смертью, — со змеиной улыбкой сообщил Лорч, смахивая с плеча невидимые пылинки. По его интонации было ясно, что под «постояльцем» он имеет ввиду изначального сенатора Цигу.
Равнодушно вылив содержимое стакана прямо на землю, Лорч прищелкнул пальцами. По всему периметру сада тотчас зажглись синие светящие руны: туманные, колеблющие на ветру, они крутились вокруг своей оси, как выставочные образцы в дорогих витринах.
— Не вздумай бежать, попортишь себе лицо, — предупредил Лорча, после чего сел на высокий бортик фонтана и похлопал рукой рядом с собой.
— Ну и почему же именно ты пришла подливать мне зелье? Где же пэйярту? Я чувствую, что здесь его нет, — приподняв верхнюю губу в оскале, поинтересовался Лорч.
Вблизи от него пахло гарью. Карие глаза, изучавшие меня, после колдовства приобрели желтый оттенок.
— Потому что меня ты не убьешь, если вдруг обнаружишь, — после паузы ответила я.
— С чего такая уверенность? — хохотнул Лорч.
— У тебя уже было слишком много шансов свернуть мне шею. Если бы ты хотел моей смерти, не было бы никакого смысла похищать меня и держать в Гребне Королей в начале месяца. Можно было сразу убить. И, кстати, привет тебе от Пэрри Шитбро. Он умер быстро и молча, но, думаю, если бы я дала ему пару секунд на раздумье, он бы обязательно вспомнил о тебе.
Лорч возбужденно шевельнулся.
— Так это ты убила его, дорогая?
— Да.
— Прекрасно. Только зря ты поторопилась. Можно было сделать это медленно. Быстрые смерти — это так… скучно. Выбор обывателей, не понимающих истинную красоту и высшую ценность переходного состояния. Как ты могла лишить себя и Пэрри такого удовольствия? — посетовал Лорч.
Холодок пробежал у меня по спине от вкрадчивого голоса сенатора. Я кашлянула.
— Ты действительно думаешь, горфус, что смерть может принести удовольствие хоть кому-то, кроме таких психопатов, как ты?
Он рассмеялся, рукой поглаживая воду в фонтане, как будто шелковую ткань.
— Ах, Джеремия… Люди, как всегда, склонны огрызаться на все, что не понимают. Вы глупы; в выстраивании своей картины мира вы сравнимы со слизняками, не ведающими, что творят. Впрочем, вас можно простить: вас пускают на эту землю слишком ненадолго для того, чтобы вы научились хотя бы немного думать. Девяносто пять процентов мыслей взрослого человека не меняются изо дня в день, ты знала? Вы не живете, вы спите, превращая свое прошлое в будущее, упуская самое главное — настоящее. А если кто-то вдруг и поймет истину — не иначе как случайно, — то у него ни за что не получится передать ее остолопам вокруг.
