Чита стала выставлять чашки с дымящимся чаем на столик и только тогда заметила сидящего в глубоком кресле Славку. От неожиданности она вздрогнула, чай выплеснулся на столик. Девушка жалобно выдохнула и виновато посмотрела на Егора Петровича.
— Ну и чего ты стоишь? — процедил он, равнодушно взирая на растекающуюся по столешнице лужу. — Вылизывай, пока на ковёр не потекло!
Чита безропотно опустилась на колени и, придерживая волосы, начала губами втягивать в себя разлитый чай.
Славка ещё глубже вжался в мягкую спинку кресла, сам желая стать этой уже мёртвой не чувствительной ни к чему кожаной обивкой.
Раньше, наблюдая, как поступают здесь с крепсами и с той же Читой, он был созвучен с ней в их общей беде. Теперь же он оказался на другой стороне. Точнее, он только шёл туда — на другую сторону и всё ещё хотел этого созвучия, но уже не слышал его. Оно запуталось где-то в подкладке дорогого костюма.
Чита со старательной сосредоточенностью кошки вылизывала стол. И было в этом зрелище что-то необъяснимо отталкивающее и притягательное одновременно.
Почему она так спокойна? Он вспомнил. Она же сама рассказывала, как ей это удаётся: всё, что происходит не по её воле, происходит не с ней. Так она научилась убегать от стыда, страха и даже боли. В такие моменты она отрекается от той части себя, которая страдает, прячась в той части, которая как бы вовсе ни при чём. Он тоже пробовал тогда у столба сделать так же. Не получилось. Себя он может воспринимать только целиком.
Чита вылизывала стол.
— Маленький беспорядок рано или поздно приводит к большому бардаку, Слава, — Егор Петрович взял чашку и с видом преподавателя, проводящего наглядный опыт, вылил остатки чая на почти уже чистый стол. Чита принялась «осушать» новую порцию. — Не я, не кто-то ещё, а Порядок спас нашу страну. Возможно, кому-то он может показаться чересчур строгим, но это цена общего благополучия и безопасности. Только безупречная работа этого механизма может уберечь нас от повторения прежних ошибок… Ярослав, помогай ей. Участвуй! Видишь, не справляется?!
— Как?! — подавляя панические нотки в голосе, спросил Славка.
— У каждого своё предназначение. Она вылизывает стол, ты направляешь. Возьми её за волосы и направляй. Ты же теперь господин. А она неловкий крепс, который устроил маленький беспорядок и испортил нам прекрасную беседу.
— Она… Она справляется.
— Слава, — разочарованно протянул Егор Петрович. — Не в этом же дело. Ты должен понимать такое. Помоги ей.
Не помня себя, Славка протянул руку.
И снова ладонь, ещё даже не коснувшись её волос, передала сигнал памяти, и Славка явственно вспомнил, как эта голова совсем ещё недавно качалась под его рукой — вверх-вниз, вверх-вниз. И сладкая нега разлилась внизу живота.
Он опустил ладонь на её макушку. Пальцы, словно сведённые судорогой, сами сжались, сгребая волосы в пучок. Он медленно потянул на себя, а потом — от себя, и стал водить Её лицом по столу: вправо-влево, вправо-влево, ощущая, как каждое новое усилие отзывается тёплой волной в паху.
— Вот так, вот так, — подбадривал Егор Петрович. — Это неприятно, но и это надо уметь делать «светлому».
По его горящим глазам было видно, что про «неприятно» он соврал.
— Всё, — едва слышно сказала Чита. — Чисто.
Славка поспешно отдёрнул руку, но его новенький браслет зацепился за волосы. Она вскрикнула и повернулась лицом к нему.
В больших карих глазах стояли слёзы. Они текли по щекам и подбородку, оставляя грязные потёки туши. Чита плакала. Плакала, потому что это происходило именно с ней, а не с кем-то ещё. В этот раз ей не удалось спрятаться.
Славка откинулся на спинку кресла и отвернулся к окну.
— Оставь всё здесь и иди приведи себя в порядок, — услышал он строгий холодный голос Егора Петровича.
Зашуршала ткань. Затем послышались удаляющиеся шаги. Мягко щёлкнул замок. И стало тихо.
— Ну как? — свет Стахнов с отеческой теплотой смотрел на Славку. — Почувствовал это? Силу власти ощутил?
— Не знаю, — с трудом выговорил Славка, всё ещё не веря в то, что только что натворил.
— Ощутил! Я же видел твоё лицо, когда ты эту девку по столу возил. А?! Понял?! В каждом оно есть! Никуда от этого не деться! Либо ты, либо тебя — в этом диалектика жизни!
Шокированный собственным поступком, Славка с трудом воспринимал слова Егора Петровича.
Он растерянно посмотрел на свою руку, только что таскавшую за волосы ту единственную, кто была ему по-настоящему дорога в этом мире. Медленно пошевелил пальцами, словно проверяя, слушаются ли они его или всё ещё подчиняются чьей-то чужой воле.
Чужой пиджак, чужой браслет, чужая воля.
Нет! Он не хотел этого делать, его заставили! А значит, это был не он!
Не прошло и минуты, как снова раздался стук. Славка вздрогнул, ожидая появления Читы. Сможет ли он посмотреть ей в глаза? А если сможет, что он прочтёт в них? Обиду? Ненависть? Прощение? Возможно ли, что она поймёт его состояние? Она ведь очень понятливая, чуткая, глубоко смотрящая в людей.
Но вошёл Михаил.
— Подлетают, Ваша Светлость, — доложил он.
— Отлично! — хлопнул в ладоши Егор Петрович, поднимаясь с кресла. — Сейчас, Слава, я тебя кое с кем познакомлю!
Ничего более не объясняя, он вышел, оставив Славку один на один с Михаилом.
Воевода топтался, сопел, перебарывая бродившее в нём любопытство, но не выдержал:
— Так это чего… — пробубнил он. — Ты теперь, что ли… «светлым» будешь?
— Не «ты», а «вы», — не оборачиваясь к нему, отчеканил Славка. — Проявляй уважение!
— Извините… Ваша Светлость… — медленными слогами выдавил из себя воевода.
И Славка возликовал. Как на карусели, тогда, давно в парке с отцом! И страх, и восторг!
Через закрытое окно долетел стрёкот садящегося вертолёта.
— Это ты Эжена убил? — спросил Славка.
Михаил только усмехнулся в ответ.
— Я уверен, что ты. Но ты ж не невидимка. Как же так?..
И снова короткая усмешка.
Но затем, вдруг, Михаил подошёл к Славке, вытянул руку, засучивая рукав форменной куртки и… отстегнул свой синий браслет.
— Ты крепс?! — широко раскрытыми глазами Славка смотрел на покачивающийся в руке Михаила синий ремешок.
— Нет. Но я тень своего хозяина. Только он мой господин. Помните это, Ваша Светлость, и не делайте глупостей. Потому что, если вы оступитесь, не оправдаете его надежды, предадите его доверие — я найду вас. Никому не позволено переходить дорогу Егор Петровичу. Ни Ермаку, ни даже министру.
Через десять минут томительного ожидания, прошедших в напряжённом молчании, вернулся Егор Петрович. Вместе с ним в кабинет вошла невысокая полноватая женщина лет пятидесяти.
