Предположение не казалось таким уж невероятным.
Но что рассказала Леланду Кейт? Насколько я мог судить о ней, она никогда не предала бы доверие аббата.
— Кто-то идет.
Слышались голоса. Смех.
— Если это Файк, я… — Дадли был без оружия, но его рука машинально дернулась к тому месту, где обычно висел клинок, — …не имел пока случая встретиться с ним.
— Не спеши. Еще не время. — Я огляделся в поисках наиболее подходящего пути для спуска. — Он спросит, зачем мы здесь. Но ведь мы не хотим подавать ему повод подозревать, что нам что-то известно. Пока мы не будем готовы.
Теперь стало ясно, что голоса приближались со стороны Медвела, поэтому я показал Дадли на общую тропу. Если бы мы продолжили спуск тем путем, нас бы заметили, так что нам следовало двигаться поперек склона холма. Но лучше было бы спрятаться вблизи вершины и подождать немного. В густеющих сумерках мы присели за торфяной кочкой, что некогда была частью запутанных земляных укреплений, и я услышал голос сэра Эдмунда Файка.
Затем пыхтение, напряженные вздохи. Мужчины волокли что-то на вершину холма? Догадка освежила во мне образ Уайтинга, распластанного на плетне. Неудивительно, что тень старика еще бродила по городу. И останется там навсегда.
Напрягая силы, мужчины переговаривались между собой. Обрывки их разговора долетали до меня.
— Слишком… в тени… от башни.
— …там тени нет.
— …будет видно.
Чьи-то шаги приближались к нам. Я прижался к земле, спрятав голову в траве. Дадли последовал моему примеру, но с явным неудовольствием: лорд Дадли склонял голову лишь перед единственной женщиной. Едва дыша, я поднял глаза и увидел в каких-нибудь пятнадцати шагах от себя блестящие кожаные сапоги.
— Ставь ее, — прозвучал голос над моей головой. — Ставь там!
Когда сапоги удалились, я рискнул приподнять голову и сквозь высокую траву увидел брата Стефания, сына Файка.
— Левее, — прокричал он. — Я сказал левее, болван!
На плоской площадке перед расколотой башней Святого Михаила двое мужчин поддерживали деревянные опоры виселицы.
Глава 47
МАЛАЯ МЕДВЕДИЦА
Наконец я уснул. Не раздеваясь, опустил голову на руку поперек стола в своей комнате, и немного спустя прежний сон начался вновь. Я брел по холмам, следуя за перезвоном далеких колоколов. Только на этот раз мои шаги вычерчивали на земле замысловатый рисунок — магический знак, с помощью которого отворяются двери к душе, и когда я взошел на дьявольский холм, все колокола загудели с его пустой башни. Только все они звонили теперь невпопад и так громко, что я рухнул на землю и, закрыв уши руками, катался по траве в жутких мучениях. Катался, пока не замер, не застыл в ступоре, в черной, Т-образной тени виселицы — и проснулся в муках самого страшного пробуждения.
Едкий запах талого сала ударил мне в нос. Роберт Дадли, со свечой на подносе, показался в дверях.
— Боже, Джон, да ты выглядишь как кусок собачьего дерьма недельной давности.
Подходя к окну, он произнес это жалобным тоном и открыл створку.
— Сколько ты спал?
— Пять… шесть?
Дадли вздохнул.
— Хочешь сказать, минут?
Книга с записями Леланда еще лежала у меня под рукой, залитая свечным салом.
— Хочу сказать, что должен хоть кто-нибудь во всем этом разобраться.
— И если кто-нибудь может, так это ты. — Дадли поморщил свой благородный нос от запаха погасших свечей. — Просыпайся, дружище… едем в Уэлс?
Одна мысль об этой поездке предвещала самый тяжелый день в моей жизни. Тяжелее тех долгих, томительных дней, когда меня доставили в Хэмптон-Корт дожидаться суда по обвинению в колдовстве. Хотелось бы знать, что чувствовал Дадли в то утро, когда судили его отца и конец был известен. Мы никогда не говорили об этом.
— Там внизу, на столе, хлеб и сыр, — сказал Дадли.
— Мне не до еды.
Прошлой ночью я спросил Ковдрея, не был ли кто-то еще повешен на вершине дьявольского холма в последние годы… вообще кто-нибудь. После аббата там не вешали никого, ответил мне Ковдрей. Всех остальных, включая и Кейт Борроу, вешали в Уэлсе. Потом он с грустью посмотрел на меня, но ничего не сказал. Однако и так было ясно, что появление виселицы на вершине холма, даже скрытое ночной мглой, не прошло незамеченным.
И как только я мог уснуть?
— Лошади тоже готовы, — добавил Дадли.
— Хорошо.
— Ты по-прежнему намерен?..
— Да. Боже мой, да.
Я тяжело поднялся, мысль о Уэлсе давила мне грудь, словно пушечное ядро. Книгу Леланда я взял с собой. Всю ночь я изучал ее записи, вникая во все, даже мельчайшие подробности, чертил собственные карты, приложил все усилия, чтобы разобраться с этим. Качая отяжелевшей головой, я вспомнил, что добился успеха; правда, теперь он казался мне смехотворным.
— Эм, Робби… — сказал я, снимая прядь волос с утомленных глаз. — Судя по всему, я думаю, что смогу указать тебе место, где лежат кости Артура.
Мы выехали под моросящим дождем и серебристым небом, клубящимся, словно сваленные в кадушку угри. Казалось, темные силы уже покинули свою обитель. Путники на дороге почти не встречались в тот день. Помимо повозок с товаром, двигались группы всадников, разодетых, точно на ярмарку. Я не знал, кто они. Должно быть, торговцы шерстью и мелкие сквайры, для которых судебное заседание стало удобным поводом провести день в трактире.
В предрассветный час Гластонбери молчал. Дожидаясь, пока мальчишка Ковдрея выведет наших лошадей, я приметил Бенлоу. Он шел с улицы Святой Магдалины и явно намеревался подойти ко мне, как вдруг увидел Дадли и передумал. Я помчался за ним, догнал, схватил его за плечи и прижал к стене дома.
— Говоришь, что можешь помочь мне?
— О, я могу вам помочь, милорд, поверьте…
Бенлоу захихикал охрипшим голосом. Выглядел он неважно. Сильно вспотел. Возможно, в последние дни он сильно пил, но я не почувствовал запаха и отпустил его, развернул к себе лицом, чтобы поговорить.
— Прошу… едем с нами в Уэлс. Признайся в суде, что это ты дал кости, которые разбросали в саду Элеоноры Борроу.
— В суде? Перед самим сэром Эдмундом? Быть может, я болен, милорд, но не сошел с ума.
— Чего ты боишься?
Он покачал головой, и я сказал:
— Мы можем защитить тебя.
— Милорд, мне не выйти из Уэлса живым.
— Значит… ты не можешь помочь мне.
— Я могу рассказать вам, где найти мощи Артура. Могу помочь найти его кости.
