– Когда у Томаса есть определенная цель, он на все способен ради нее, – также тихо ответил Виктор.
Мужчины тяжело вздохнули. Не этот ответ они хотели услышать.
– Мы мало, что можем сейчас сделать. Надо дождаться, когда Томас первым выйдет на связь, – сказал Роберт.
– Он может выдвинуть самые сумасшедшие требования, – добавил Рудольф.
– Неужели мы будем просто так сидеть и ждать, ничего не делая? – Роберт не верил в их безвыходное положение. У него сразу начиналась астма от замкнутых пространств.
Эрик все это время вертел между пальцами цепочку с круглым медальоном. Кровь уже засохла и коричневой корочкой отламывалась от серебра, оставляя на пальцах металлический запах.
– Стелла сорвала это с одного из нападавших, – Эрик показал мужчинам.
– Что это?
– Какой-то святой…
Виктор взял кулон в руки и начал вертеть, пытаясь прочитать надпись. Но куда ему с образованием в пять классов хвастаться знанием латыни?
– Не думаю, что это нам сильно поможет, – вынес он свой вердикт.
А потом перед его лицом вдруг возникла бледная ладонь с длинными пальцами.
– Можно?
Женщина-детектив, или как Аларик часто говорил о ней мужик с сиськами, и Виктор до сих пор не понимал, выражался ли лейтенант буквально, стояла позади дивана и с решительным выражением лица требовала от героинового короля подчинения.
– Эрик, это – мои верные помощники: лейтенант Рубен Аларик, и его напарница детектив Ханна Юргес. Они были в Хаммель-Гарден, – Виктор представил незнакомцев.
Ханна с дотошностью ученого исследовала липкий предмет.
– Когда ты стала разбираться в церковным штучках? – спросил скептически настроенный Аларик, подошедший к напарнице, и теперь тоже разглядывающий медальон.
– Мой отец был миссионером.
– Да ладно! – крик Аларика разнесся по коридорам больницы.
Ханна привычно закатила глаза. Она делала это каждый раз, когда лейтенант выводил ее из равновесия своими шутками и подколами о ее, скажем так, особенностях, и происходило это раз триста на дню. Ханна даже серьезно обеспокоилась тем, что когда-нибудь ее глаза застрянут на обратной стороне, и она до конца жизни будет смотреть на свой мозг.
– Вот же не свезло папашке! – прыснул Аларик и ткнул в Ханну локтем, – А почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? Он умер после того, как узнал, насколько прекрасен его сын?
Пальцы снова зачесались от желания задушить придурка.
– Он бросил нас, когда мне было четыре. Мама врала, что он – археолог—путешественник, а на самом деле он уехал в бессрочную миссию в Африку, – спокойно ответил Ханна.
Аларик тут же поник. Он-то готовился к какой-нибудь смешной трагедии.
– Это Святой Иуда, – произнесла Ханна. – Медальон очень корявый. Ручная работа. Такие образки продаются в церковных лавках.
– Можешь выследить, откуда он? – Эрик оживился.
– Где его сделали – точно определить невозможно. Но тебе это и не нужно. Скорее всего, человек, который носит образ Иуды, молится на его алтарь. А церквей, в которых есть алтарь Иуды, можно по пальцам пересчитать.
– Дык, может он у себя дома молится на образ? – сомневался Аларик.
– Поверь, если его воспитали в духе католических традиций, он хотя бы раз ходит в церковь замаливать грехи.
– Ой, откуда тебе знать про традиционные вещи, а? Поняла? Поняла намек?
Аларик снова заулыбался и ткнул Ханну локтем.
Очередное закатывание глаз до боли в мышцах.
– Займитесь этим! – Виктор отдал приказ.
Лейтенант тут же вернул маску серьезности.
– Мы найдем ублюдка! – пообещал Аларик.
Детективы немедленно покинули больницу и отправились на поиски верующего убийцы.
– Ты доверяешь им? – спросил Эрик.
Теперь, когда его мир пошатнулся, он с каждой минутой становился все большим параноиком.
– У нас выбора нет. После Капитолия мы лишились доверия властей города. А после смерти Йоакима мы стали слепыми, как кролики на солнце. Мои связные в полицейском департаменте все чаще выключают телефоны. Никто не хочет попасть под раздачу, когда агенты национальной безопасности начнут ворошить наше гнездо. Мы теперь сами по себе.
Эрик понимал, что в этом и состоял изощренный план Томаса. Он обрезал нити, на которых висела вся шахматная доска, на которой ведется их партия, и теперь поле шатало из стороны в сторону, инерция сама скинет с него самых слабых и глупых. Снова Томас одурачил их. И теперь, когда Нины не было рядом, Эрик вдруг почувствовал себя таким уязвимым.
Хирург вышел из операционной, чтобы сообщить Эрику, что его жена скончалась от обильного повреждения внутренних органов, врачи не смогли остановить кровотечение.
Отныне их мир больше никогда не будет прежним.
***
Запах цветущей яблони. Такой знакомый и даже родной. Она помнит вкус мелких диких яблок, они кислючие, оттого слюньки текут на них безостановочно. Знакомый звук журчащего ручья, бегущего вдоль аллеи с резными арками, вдоль которых ползут вьюнки.
Давно она не была здесь. Как будто целая вечность прошла. И в этом мире ее любимое место прекрасно. Оно пахнет жизнью, свободой, покоем. В реальном мире оно наполнено запахами лекарств и спирта. Странно, но даже по тем отталкивающим запахам она скучает.
Она сидит на своей скамье. В этот сезон скамья – желтая, и этот насыщенный яркий цвет тоже пышет жизнью.
– Девочка моя.
Какой прекрасный голос! Но кто это? Не может быть!
– Мама?
Женщина с волнистой копной рыжих волос улыбается такой родной улыбкой, по которой скучаешь каждый день, и носишь в груди, как одно из самых теплых воспоминаний детства. Сердце тут же закололо острой ноющей болью. Эта боль вдруг проснулась от долгого сна и возникла из небытия, про которое так хотелось забыть навсегда.
– Я так давно не видела тебя! – говорит она.
Мама не приходила много лет. И она не знает почему. Что же изменилось?
– Мамочка, я так скучаю!
Слезы заструились по щекам, их невозможно остановить, потому что плач души неподвластен телу.
– Знаю, маленькая моя!
Женщина утирает слезы со щеки, но безрезультатно, им на смену приходят новые. Ком поднялся из грудины и застыл где-то между ртом и носом, отчего горло онемело.
– Ты должна быть сильной, – говорит мама.
Она кивает, мол, я знаю, но это так сложно, когда тебя нет рядом!
