Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Интересным человеком был начальник цеха горячей штамповки месье Жан. Он пришел на эту должность из рабочих. Его назначили после национализации (завод национализировали за активное сотрудничество хозяина «Рено» с немцами). Начальник цеха сам разносил по рабочим местам зарплату в конвертах, где были деньги и записка с пояснениями и обоснованием начисленной суммы. Рабочие нигде не расписывались и с возникавшими вопросами обращались прямо к нему.
Теперь об отношениях с советской военной миссией. Всех нас она взяла на учет и выплачивала пособие, почти равное пособию французских безработных. Они получали тысячу пятьсот франков в месяц, а я, например, – тысячу семьсот пятьдесят. В то время, когда мы сорвали в Версале солидный куш по липовым документам, Сашка купил в дар миссии американскую автомашину за сто семьдесят пять тысяч франков.
Я редко заходил в миссию – всего раза два или три, мне нечего там было делать. Вот Постников (который в Нанси советовал нам вступить в американскую армию), тот устроился там работать, стал очень важным и с нами здоровался сквозь зубы. Для солидности нацепил кобуру. Что он там делал, не знаю, но на нас смотрел сверху вниз.
Посетил я военную миссию по просьбе адмирала Кононова. В те времена большинство эмигрантов, так или иначе, хотели показать свой патриотизм. Патриотический пафос адмирала я бы взял в кавычки, потому что он больше интересовался возможностью разжиться у соотечественников бензином.
В одно из посещений военной миссии я встретился на лестнице с группой человек в пятнадцать – двадцать генералов. Старые знаки различия – звёздочки на воротнике и измождённые лица говорили сами за себя. Бывшие военнопленные. Они спускались по лестнице, чтобы сесть в ожидавший их автобус. Потом на родине они так же, как и я, оказались людьми «второго сорта».
Однажды меня вызвали в миссию, чтобы я помог вызволить из тюрьмы эмигранта Клягина. Объяснили, что это крупный промышленник-миллионер, в войну устраивал на своих предприятиях беглых советских военнопленных. Французские власти арестовали его за сотрудничество с немцами, но здесь якобы другая «подкладка»: они просто хотят «освободить» Клягина от миллионов – национализировать его предприятия.
Меня снабдили подлинником и переводом письма беглых военнопленных, работавших нелегально на тех злополучных предприятиях во время оккупации, и документом от военной миссии. Рекомендовали переговорить сначала с его женой – француженкой, узнать у неё, к каким властям надо обратиться с ходатайством об освобождении Клягина. В помощь дали эмигранта-переводчика.
Подозреваю, что Клягин был нужен нашей разведке, а меня мобилизовали на эту работу по двум причинам: во-первых, на это щекотливое дело нельзя было посылать штатного сотрудника военной миссии – если будет провал, то она умоет руки. Это, дескать, инициатива самих военнопленных. Хотя, вероятно, в случае провала военная миссия как-то защитила бы меня. Но для этого она должна быть «чистой». Во-вторых, они наверняка знали от консула Гузовского, что я через Женю обзавёлся связями в верхах, вплоть до министра иностранных дел Бидо, и в случае необходимости Женя меня выручит.
Но всё прошло благополучно. Я был у жены Клягина – худощавой лет сорока пяти шатенки, узнал у неё, куда мне обратиться, и вместе с переводчиком поехал к прокурору, предварительно надев советскую военную форму.
Прокурор выслушал мою «взволнованную» речь, принял документы и обещал в ближайшие дни сообщить о результатах в военную миссию.
В миссии я не отчитывался. За меня это сделал эмигрант-переводчик. И Клягин был освобождён. Об этом я узнал из письма его жены, которое она прислала мне на адрес Жени. Она благодарила меня от собственного имени и от имени мужа, приглашала к себе и предоставляла в моё распоряжение все свои материальные ресурсы. Я письменно поздравил её и Клягина, поблагодарил за приглашение (обещался быть) и за предложение «материальной помощи». Конечно, у Клягиных я не был – Женя отсоветовала. И вообще она не поощряла мои знакомства с эмигрантами, хотя они меня очень интересовали.
В один майский день меня пригласил консул Гузовский. Я мчался к нему на крыльях надежды, думая, что речь идёт о нашей с Женей заявке. Но был разочарован его фразой:
– Товарищ Фёдоров, вами интересуется торгпред, зайдите к нему.
Зашёл. Торгпред принял меня радушно и сразу стал сетовать на трудности работы:
– Многие фирмы предлагают нам свои услуги, но мы не знаем их производственных возможностей, и я боюсь обмана. Не поможете ли мне определить мощности некоторых предприятий? Консул Гузовский рекомендовал мне вас как человека со связями.
Я понял, что передо мной разведчик. Почувствовал, откуда ветер дует и почему мною воспользовалась военная миссия в деле Клягина.
Стало обидно, что они со мной не откровенны, но ведь это наша разведка, советская, русская, и потому я согласился помочь торгпреду:
– Хорошо, если это будет в моих силах.
– Вам достаточно побывать на тех предприятиях, которые я назову, и в разговорах с руководством этих предприятий нечаянно задать вопрос о том, сколько они могут выпустить в месяц машин. К тому же вы инженер, кое-что сами определите.
Он продиктовал мне названия заводов – «Рено», «Ситроен», «Пежо» и «ГНОМ-РОН» (завод авиационных двигателей). Были ещё какие-то, но их не помню, потому что на упомянутых успел побывать до отъезда в Союз.
Через две недели после беседы с торгпредом я через приятеля передал ему письмо, в котором были данные о мощности перечисленных предприятий. Сам я не пошёл, опасаясь, что он узнает о моём намерении уехать, и задержит.
На этом завершилась моя кратковременная деятельность на благо советской разведки.
В конце марта Женя взяла на две недели отпуск, и мы поехали с ней на юг, в Сен-Жан-де-Люз. Маленький городок на берегу Бискайского залива, километрах в десяти от испанской границы. Остановились в пансионате, хозяйка которого гордилась тем, что у неё до войны отдыхал советский дипломат (кажется, Молочков). В эту поездку сагитировала нас приятельница Жени, соратница по Сопротивлению, молодая девушка по имени Крестьон. Эта черноглазая интересная блондинка питала ко мне симпатию, но без отклика с моей стороны. Для меня тогда, кроме Жени, не существовало никого.
Из поездки в Сен-Жан-де-Люз запомнились два моих нелегальных посещения Испании.
Да, забыл важную деталь. Граница с Испанией была «закрыта» (дальше будет понятно, почему я поставил кавычки), и, чтобы проживать в двадцатикилометровой пограничной зоне, нужно было специальное разрешение от соответствующих органов в городе Байене.
Мы поехали туда. Для Крестьон это было просто – она прибыла к родственнице. Для Жени тоже не представляло сложности – достаточно продемонстрировать служебные документы. А я-то иностранец. Ещё в Париже запасся документом из военной миссии, в котором говорилось, что я её сотрудник и еду в Сен-Жан-де-Люз в отпуск. Предъявляю этот документ двум военным чиновникам, и по выражению их лиц вижу, что разрешение на проживание в пограничной зоне могу не получить.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
