Мы входим в большую гостиную, декорированную в викторианском стиле. Здесь все обтянуто ситцем. Окна закрывают длинные шторы. Тут много мягких диванов, на которых уже расположились бизнесмены, беседующие с молоденькими женщинами в удивительно коротких платьях. Лица дамочек так сильно накрашены, что кажутся неестественными.
Впрочем, на этом сходство с викторианским стилем заканчивается, потому что в конце комнаты устроен самый настоящий бар. За стойкой работает большой лысый чернокожий мужчина с абсолютно бесстрастным лицом. У входа нас предупредили, что мы имеем право на несколько бесплатных напитков. Стаканы выстроены в ряд, чтобы было удобнее угощаться. Тем временем женщины с холодными лицами хищно приглядываются к нашей подвыпившей компании, выбирая себе жертв. Мы начинаем глупо скалиться, польщенные вниманием с их стороны, и очень скоро они окружают нас. В основном это блондинки, но изредка встречаются индуски, чернокожие красавицы и представительницы стран Юго-Восточной Азии. Они хором заказывают шампанское. Кстати, оно здесь такое же холодное и дорогое, как и эти женщины.
Из меню я узнаю, что бутылка шампанского и час в обществе девушки в комнате наверху стоят одинаково. Пятьсот пятьдесят гульденов, то есть больше двухсот фунтов. Друзья Джоша начинают важно размахивать своими кредитками.
Рядом со мной пристроилась высокая чернокожая красотка. Она скрестила ноги, выпускает сигаретный дым в мою сторону и пытается со мной заговорить.
— В какой гостинице вы остановились? — спрашивает она. Это дежурная фраза любой проститутки.
Я вежливо улыбаюсь и поворачиваюсь к Джошу.
— Не хочу портить тебе вечер, — негромко сообщаю я.
— Так и не надо.
— Но это все явно не для меня.
— Элфи, забудь на сегодня о своей жалкой преподавательской зарплате. — Джош печально вздыхает и закуривает сигару. Блондинка с каменным лицом, повисшая у него на руке, смотрит в мою сторону пустыми глазами. — Положись на меня. — Затем он обращается к чернокожей проститутке: — Надеюсь, ты устроишь моему приятелю незабываемую ночь, милашка?
Та улыбается, но ни теплоты, ни радости в этой улыбке я не вижу. Впечатление такое, что она собралась скушать Джоша на завтрак, предварительно нарезав его на кусочки. Но он, похоже, этого не замечает. Или ему все равно. Он зажимает сигару зубами, одной рукой обхватывает за талию меня, другой — свою шлюху с застывшим могильным выражением на лице.
— Как можно узнать, что твоя жена умерла, Элфи?
— Понятия не имею.
— В сексе ничего не меняется, а вот гора грязной посуды растет. Кстати, как поживает мисс Половая Тряпка?
— Знаешь что? Ты действительно забавный парень.
— Неужели она до сих пор… ну, как бы лучше выразиться… делает все своими руками и продолжает пачкать их? И ходить по таким местам, куда не заглянет ни одна порядочная женщина?
— Интересно, за что ты ее так ненавидишь?
— Дело тут не в ненависти, старина. Я ведь эту женщину совсем не знаю. — Он делает глубокую затяжку. — Честно говоря, мне и не хочется ее узнавать. Надеюсь, ты не притащишь ее с собой на мою свадьбу?
— Но она совсем такая же, как и ты, Джош.
— Не думаю.
— Ей только хочется изменить свою жизнь. Ей хочется закончить свою карьеру совсем не так, как она начиналась. — Я поднимаю бокал с пивом, словно собираясь произнести тост. — То же самое, чего хочется и тебе, старина.
Даже в тусклом свете викторианского зала его лицо мрачнеет.
— Что ты хочешь этим сказать, чтоб тебя?..
— Ты ведь сумел изменить свою жизнь. Ты сам прошел свою школу и научился очаровывать всех вокруг. Ты можешь создать о себе такое впечатление, что остается только завидовать. Ты ведешь себя так, как будто ты и есть принц Чарльз. А не просто обыкновенный парнишка из пригорода, у которого нет отца.
Джош смотрит на меня, словно готов ударить по лицу или горько расплакаться. А может быть, и то и другое.
— Почему ты никак не можешь убраться из моей жизни, Элфи? Я сам себе удивляюсь: зачем я вообще пригласил тебя? Одному господу богу известно! Я ведь хорошо знал, что за тебя придется платить.
— А тебе нечего стесняться, Джош. Нет ничего плохого в том, что тебе пришлось пережить и как ты вынужден был действовать. — Я говорю все это совершенно искренне. Больше всего в нем я ценю как раз то, что сам он в себе презирает. — Ты хотел стать лучше, чем был. Ты хотел целиком изменить свою жизнь. И Джеки тоже мечтает об этом.
— Ты ведь знаешь, что я трахал ее.
Я не могу сдержаться и громко хохочу:
— Не думаю, Джош. Когда же ты успел? Когда я на твоей вечеринке уходил в туалет? Я понимаю, что у тебя все получается очень быстро, но это же просто смешно.
Но он лишь нетерпеливо мотает головой. Наши крутые и видавшие виды проститутки удивленно переглядываются. Похоже, они начинают волноваться, как бы чего не произошло.
— Да я не о Джеки, — поясняет Джош. — Я говорю о Роуз.
На секунду я лишаюсь возможности что-либо соображать. И эта секунда затягивается. Я никак не могу сосредоточиться. Что он хочет сказать?
— Ты говоришь о моей Роуз?
— О твоей Роуз. — Джош презрительно фыркает. — Она не всегда была «твоей Роуз», как ты этого не поймешь, простофиля, чтоб тебя…
— Не смей шутить о ней таким образом. Я серьезно говорю, Джош.
— А я и не шучу, старина. Я говорю тебе, что трахал ее. И довольно часто. Не могу сказать, что она была слишком уж хороша в постели. Все время о чем-то мечтала: луна, вздохи и все такое прочее. Вот тебе и наша Роуз. Кстати, все это было как раз перед тем, как на горизонте появился ты со своими романтическими закидонами, цветами и поездками на пароме «Звезда».
— Ты лжешь.
— Да чего там! Мы с ней трахались даже в день вашего знакомства. На моей квартире. Примерно в шесть вечера. Потом взяли такси и рванули в отель «Мандарин», чтобы пропустить по паре рюмочек. Ты ведь не знал ничего об этом? Она и не собиралась тебе ничего рассказывать. — Он затягивается сигарой, и ее кончик зловеще пламенеет в сумерках большого зала публичного дома. — Да, у нас был, так сказать, маленький служебный романчик, пока не прибыл ты. Хотя недолго. С месяц примерно. Между прочим, ты мне сделал большое одолжение, когда позволил спихнуть ее тебе.
Я вскакиваю со своего высокого табурета и вцепляюсь ему в горло. Джош даже не успевает вынуть сигару изо рта.
Я ору на него и обвиняю в чудовищной лжи, хотя понимаю, что это не так. Его лицо краснеет, а глаза загораются, подобно кончику дорогущей сигары.
В следующую секунду чернокожий великан-бармен хватает меня сзади и волочит прочь. Привычным движением он отрывает меня от пола, проносит мимо остолбеневших друзей Джоша, девушек с каменными лицами и бизнесменов, беседующих с апатичными красотками.