Наконец договор был готов.
Теперь дело оставалось только за тем, чтобы на последней странице внушительного документа появились оттиски печатей обеих стран и подписи королевы Селиан от имени Верховного короля и принца Лаэдраса от имени Черной гидры. После чего Ангборн должен был стать частью Иргаэрда, каковой, по мнению некоторых, он никогда не переставал быть. За это Иргаэрд уплачивал Верховному королевству щедрое вознаграждение. Кроме того, с подписанием договора должны были возобновиться дипломатические отношения между двумя могущественными врагами, противостояние которых формировало историю Имелора вот уже не одно столетие.
В тот же вечер на нефе королевы состоялся пир по случаю прибытия Ирдэля. Лорн был обязан посетить его. Он чрезвычайно устал от праздников и балов, но, будучи Первым рыцарем королевства, не мог не занять своего места за почетным столом: его присутствия ожидали, и его отсутствие было бы замечено. Лорн совершал это путешествие в качестве представителя Верховного короля. Он отправился вместе со всем двором против желания королевы, которая хотела сделать передачу Ангборна личным политическим триумфом и теперь бессильно злилась от того, что ее супруг будет официально представлен на церемонии. Именно это король Эрклан и поручил Лорну: быть там, находиться на виду и говорить от его лица.
Ирдэль сидел во главе почетного стола, Алан занимал место между Лорном и королевой. В этот вечер Селиан вела себя с Лорном так же, как и на всем протяжении поездки. Не имея возможности избавиться от него, она игнорировала его. Она не разговаривала с ним, не отвечала ему и не замечала его. Более того, она делала вид, что не слышит или не понимает, когда кто-то по неосторожности упоминал о Лорне в ее присутствии. Впрочем, такое случалось очень редко. Потому что в окружении королевы практически не встречалось людей, которые относились бы к Лорну с уважением. Кто-то — таких было большинство — с надменным видом смотрел сквозь него, кто-то исхитрялся вести себя так, чтобы не сталкиваться с необходимостью разговаривать с ним. Почетное исключение составлял Эстеверис. Он один вел себя естественно, делая вид, что не замечает презрения, которым спесивая королева и раболепные придворные одаривали Первого рыцаря королевства. Даже иностранные послы, особо не стесняясь, считали благоразумным обходить его стороной.
Лорну нравилось ощущать себя изгоем.
Он ненавидел то, во что превратился двор Верховного королевства: гнездо интриг и зависти, лицемерия и низости, показной роскоши, где каждый обязан своим положением королеве, только ей, а никак не своим собственным заслугам, даже те, кто пользовался теми или иными привилегиями по праву рождения. Весь этот лебезящий мирок транжирил деньги, растрачивал состояния, лишь бы нравиться королеве и льстить ее тщеславию, потому что любимцы могли впасть в немилость в любую секунду.
Во время банкета, пока перемены блюд и выступления артистов следовали одно за другим, Лорн с горечью смотрел на придворных, которые смеялись и аплодировали только вместе с королевой. Но главным образом он внимательно наблюдал за принцем Ирдэлем, который сидел за тем же столом. Казалось, тот почти не изменился за три прошедших года. Виски принца слегка поседели. В остальном он оставался тем же благородным человеком, чье альгуэрское происхождение не вызывало никаких сомнений. Высокий, худой, темноволосый, он был сыном инфанты Альгуэры, первой супруги Верховного короля, которая умерла в родах. Алан родился на десять лет позже Ирдэля и нисколько не походил на сводного брата. Светловолосый, веселый и жизнерадостный, Алан был полной противоположностью Ирдэля. Из двоих принцев, сидевших за этим столом, все внимание доставалось Алану, потому что он был одним из тех солнечных созданий, которые словно бы притягивают свет и делают его теплее и ярче.
Лорн отметил, что Ирдэль не пьет и почти не прикасается к еде. Он улыбался, когда другие хохотали. Он прислушивался к своим соседям по столу, вежливо отвечал им, но говорил скупо и, казалось, почти не обращал внимания на выступления жонглеров, танцоров и шутов. Без сомнения, сказывалась усталость после дороги и тех деликатных переговоров, которые он только что провел. Однако в целом Ирдэль вел себя сообразно своему характеру. Спокойный и сдержанный, он не проявлял большого интереса ни к вкусной еде, ни к пышному празднеству. И он не старался понравиться кому-то, в противоположность Алану, который, сам того не осознавая, испытывал в этом потребность.
Ближе к концу банкета Лорн перехватил взгляд Ирдэля, и некоторое время они смотрели друг на друга. Лорн прочел усталость и смирение в глазах принца и понял, что тот делает ему своего рода признание. Почему ему, а не кому-то другому? Вообще-то Ирдэль и Лорн были мало знакомы. Но, возможно, принц догадался, что Лорн, как и он сам, любому званому ужину предпочел бы тарелку рагу, поставленную на стол караульного помещения. Что им обоим хотелось как можно скорее сбежать от этого пьяного ликования и от этих надменных улыбок. Что они испытывали равное отвращение к этой кричащей роскоши. Несмотря на то что Ирдэль умел притворяться лучше, чем Лорн, только они двое во всем зале (да, пожалуй, еще Эстеверис) не веселились и не болтали, а смотрели и слушали.
Кроме того, еще больше их сближало то обстоятельство, что оба они, каждый по-своему, были чужими при королевском дворе. Молчаливый и наблюдательный Ирдэль понял это первым, но и Лорн без труда догадался обо всем. Конечно, Ирдэль получал те знаки уважения, на которые имел право. Ему воздавали почести, ему льстили. Но это было не более чем лицемерием. Ирдэль приходился сыном первой жене короля, умершей в родах. Когда Эрклан II женился на Селиан, то все еще продолжал любить покойную супругу. Вот почему королева Селиан с трудом терпела присутствие принца Ирдэля. Несмотря на улыбки и знаки внимания, которыми она публично одаривала Ирдэля, не приходилось сомневаться, что Селиан куда более благоволит Алану — своему сыну. Придворные не питали заблуждений на сей счет и знали: чтобы нравиться королеве, лучше держаться ближе к принцу Альдерану. Кроме того, разве можно было предпочесть сияющему Алану такую тусклую личность, как Ирдэль?
Когда Ирдэль отвел взгляд, чтобы вместе с другими посмеяться над очередной остротой своего брата, Лорн вспомнил слова отца Домни об Алане, сказанные в день прибытия в Самаранд: «Некоторые мечтают о том, что он унаследует трон после смерти Верховного короля». А потом белый священник добавил, что народ надеется на великого короля и опасается, «что Ирдэль не станет таковым».
Лорн обвел собравшихся длинным и медленным взглядом, спрашивая себя, многие ли из них обрадовались бы или, по крайней мере, не возражали бы, взойди Алан на Ониксовый трон вместо своего старшего брата.
Глаза его скользнули по фигуре Эстевериса, который наблюдал за ним.
Затем остановились на королеве.
После банкета состоялся грандиозный фейерверк: его устроили на одном из судов, шедших позади Плавучего дворца. Как только факелы и бумажные фонарики потушили, Лорн покинул зал. Он прихватил бутылку вина и уединился на террасе, где дул приятный теплый ветерок, но не успел устроиться в кресле, закинув ноги на низкий столик, как вдруг откуда-то появился Иссарис и плавно прыгнул ему на колени.
