Она видела, что Фиона выбрала не самые красивые толстые колготки и брюки из полиэстера со штрипками, от которых у нее болели ноги, но попридержала язык. В Богноре есть магазины. По приезде туда можно купить новую одежду.
— По-моему, на нее что-то нашло, — сказала Фиона — Элисон моя старая знакомая, и у нее вроде нет детей. А это, наверное, означает, что она очень хороша собой, с гладкой кожей, спокойная и с плоским животом. Будь я мужчиной, она показалась бы мне соблазнительной.
— А по мне она самая заурядная, — сказала Дафна.
Фиона перестала складывать вещи и уставилась на свою мать.
— С чего это ты взяла?
Дафна поджала губы, проклиная себя за то, что приняла таблетки, которые развязали ей язык. Однако она чувствовала, что дочь так просто от нее не отстанет. Она вздохнула и призналась:
— Я видела с ней твоего знакомого Тима в Баттерси-парке в то воскресенье, когда гуляла с Арчи.
— И тебе не пришло в голову рассказать мне об этом? — сердито спросила Фиона.
— Я сочла за лучшее не вмешиваться! Ты бы сама сказала мне, что я лезу не в свое дело.
От изумления Фиона открыла рот:
— Ты на самом деле всегда вмешиваешься! И во все то, что тебя не касается: какого я выбрала мужа, как я воспитываю детей и даже в то, как я завариваю чертов чай! У тебя впервые появился шанс сделать что-то полезное, а ты молчишь!
— А что бы это дало? — умоляюще посмотрела на нее Дафна. — В конце концов и так все хорошо кончилось.
— Нет, не кончилось! Милли уже никогда не сможет полностью ему доверять. То, что они сошлись, не означает, что все в порядке. Если бы ты сказала мне что-нибудь, я бы поговорила с Тимом, запугала бы его чем-нибудь, вразумила бы. Я могла бы сделать так, чтобы он все это свернул, пока Милли не узнала. Теперь же их брак уже никогда не будет таким, как прежде.
— Может, это и к лучшему, — с надеждой сказала Дафна.
Фиона уставилась на мать:
— Значит, ты была довольна, когда у папы были интрижки, так? Твой брак стал от этого лучше? И о Грэме ты думаешь так же? По-твоему, для нашей семьи лучше, если он будет встречаться с другими женщинами? А может, тебе это уже известно? Может, ты застала Грэма с женщиной в дешевой блузке и сочла за лучшее не вмешиваться?
— Не впадай в истерику, — ровным голосом проговорила Дафна, пытаясь успокоить дочь.
— Я имею на это право! — Фиона медленно покачала головой. — Это невероятно. На днях ты изливала мне душу, рассказывая о том, что твоя жизнь была, в общем-то, разбита поведением папы. Поэтому, вероятно, мы должны быть снисходительными к тебе, даже если ты отравляешь нам жизнь. А потом ты спокойно наблюдаешь за тем, как то же самое происходит с моей подругой, потому что не хочешь вмешиваться!
Фиона попыталась нормализировать дыхание. Казалось, она вот-вот расплачется.
И тут Дафна не от большого ума сказала:
— По-моему, Фиона, ты насчет себя распереживалась, а не насчет Милли, и мне кажется, что это заставило тебя задуматься о своем браке.
Фиона повернулась к Дафне, моментально возненавидев ее за то, что она оказалась права.
— Значит, по-твоему, вот что я думаю? А я думаю, что ты просто злобная старуха, и я нисколько не расстроюсь, если ты оставишь нас. Отправляйся жить с каким-нибудь из своих распрекрасных сыновей и с их чудесными женами. Иди, разрушай их жизни, а заодно и жизни их друзей.
И она выбежала из комнаты, прежде чем ее мать увидела, что она разрыдалась.
Тесс подвела итог тридцать семь тысяч фунтов стерлингов. Мы должны тридцать семь тысяч фунтов стерлингов. И это после того как мы все продали, включая мое драгоценное кольцо, и расплатились с долгами, о которых я не знала.
А что он об этом думает? Как он мог надеяться на то, что сможет скрывать это от меня бесконечно? И что еще он прячет?
Краеугольный камень, поддерживающий их брак, превратился в пыль, как только Тесс вернула счета в не очень надежное укромное место. Она попыталась разобраться, что же причинило ей такую нестерпимую боль — только ли размер долга, за который они могут просидеть в тюрьме до конца жизни, или сам факт того, что он обманывал ее.
Обман, бесспорно, самое эффективное оружие, если хочешь убить чье-то доверие.
Она невесело рассмеялась про себя: «К счастью, я не такая. Как хорошо, что я честная! Если не считать того, что я обманным путем устроилась на две работы, что вполне оправдывает ложь ради получения денег. Да, и еще сочувствовала хорошей подруге, хотя это я виновата в том, что ее отношения закончились. Да, и еще я притворяюсь, будто наш с Максом брак жив, хотя всерьез подумываю о том, как бы сбежать на закате с кем-нибудь другим. Если не считать всего этого, я святая и с позиции крепкой добродетели имею право осуждать Макса.
Да-да, именно так.
Но я вместе с тем знаю, что неправа, и готова исправиться. Начиная с этого момента я начну говорить правду.
Обо всем».
— Я прошла? — нетерпеливо спросила Элисон.
Она сидела у врача, и ей было скучно. Ей хотелось, чтобы этот осмотр побыстрее закончился, и тогда можно будет подумать, как вернуться к Гэбриэлу. Вся эта история с Тимом уже казалась ей далеким кошмаром. Иногда она просыпалась в поту, когда ей снилось, как четверо детей мучают ее, обрызгивают кетчупом ее лучшие белые простыни и называют мамой.
Врач заглянул в карточку.
— Анализ крови мы сделали во вторник, — начал он.
Элисон застыла: «Только не говорите, что меня не возьмут, потому что уже нашли ночную сиделку. Я ведь собираюсь в кокаиновую столицу мира, так что давайте надеяться, что они не настолько уж разборчивы».
Неожиданно врач улыбнулся ей широкой, хотя и загадочной улыбкой:
— Когда вы подавали заявку на то, чтобы вас послали в зону боевых действий, вы знали, что беременны?
— Прежде чем начать занятие, я хочу сделать объявление. С сегодняшнего дня я отказываюсь от преподавания.
Раздался разочарованный гул.
— Я знаю, что это неожиданно, но я не беременна, как моя предшественница.
Все рассмеялись, а Тесс продолжала:
— Как вам всем известно, мой муж затеял здесь одно дело, некоторые из вас даже вовлечены в это, и я решила помогать ему на постоянной основе.
По правде говоря, у нее не было никакого намерения работать в магазине вместе с Максом, но объяснение прозвучало вполне правдиво. Во всяком случае, оно поможет ей отказаться от этой работы, продолжать которую ей было просто совестно. Она успокаивала себя тем, что человек не может неожиданно, за одну ночь, сделаться кристально честным, что это нужно делать постепенно.
На лицах смотревших на нее женщин появилось разочарование, и ей захотелось расплакаться. Если бы они только знали, насколько она не заслуживает их огорчения.
