— Я искренне сочувствую вам.
— Спасибо. Все, что сейчас у меня есть, — заслуга дяди и тети Белл. Она замечательная женщина. Я хотел бы, чтобы вы познакомились.
— Сочту за честь. Любопытно, что нас обоих воспитали тети с материнской стороны.
— Вы правы.
— Каким был дом ваших дяди и тети?
— Их дом? — Мистер Николлс помедлил. — В нем было много любящих людей, а я был желанным гостем. В сущности, остальное неважно, не правда ли?
— Не могу с вами не согласиться.
— Моя тетя и большинство кузенов до сих пор живут в Банахере. Именно их я навещаю каждую осень, когда беру отпуск.
— Надо же! А я думала, вы ездите к матери и отцу.
— Нет. Мать отошла в мир иной, когда мне было двенадцать. Отец скончался пять лет назад в возрасте восьмидесяти лет, по крайней мере, так мне сообщили. Много лет я испытываю чувство вины за то, что не был рядом, когда они умирали.
— Понимаю, каково потерять мать в таком юном возрасте. — Я печально покачала головой. — Мне было всего пять лет, когда скончалась моя матушка.
— Вам не кажется, что смерть матери оставляет внутри огромную пустоту, которую невозможно заполнить?
Я глубокомысленно кивнула, и он спросил:
— Наверное, именно поэтому все главные персонажи ваших книг — сироты, мисс Бронте?
Я признала его правоту. Мы шли, беседуя в подобной дружеской манере, пока не достигли деревни Оксенхоуп, после чего развернулись и отправились в обратный путь. Вернувшись в пасторат, мы выпили чаю в столовой (папа сослался на болезнь и не присоединился к нам). Визит мистера Николлса продолжался еще девять дней, и ежедневно, гуляя туда-сюда по одной и той же заснеженной тропе, мы откровенно обсуждали нашу жизнь, настоящую и прошлую, старательно (пока) избегая будущей.
Мистер Николлс рассказывал забавные случаи времен учебы в Тринити-колледже и с любовью и чувством юмора вспоминал о своем брате Алане и их детских ссорах и проказах. Они часто подшучивали над младшими кузенами, сбегали с уроков и гуляли по лесам с собаками, плавали на лодке по реке Шаннон или добывали рыбу в соседних ручьях.
— Там я и научился ловить форель руками. Я никогда не использовал удочку. До чего же весело было хватать скользких маленьких дьяволов и порой швырять их в лицо друг другу просто ради смеха!
Его истории веселили меня и рисовали в моем воображении совершенно иного молодого Артура Белла Николлса.
— Я всегда представляла вас серьезным, мрачным маленьким мальчиком, который непременно следует правилам и поступает как должно.
— Так и было. Внутренний голос всегда укорял меня во время наших небольших проказ. Я искренне любил своих дядю и тетю и не желал их расстраивать — но это не мешало мне раз за разом потворствовать брату и подстрекать его.
В ответ я поделилась своими детскими приключениями с братом и сестрами.
— Кроме запойного чтения книг и бесконечной писанины нам очень нравилось фантазировать. Мы бродили по пустошам и делали вид, что это Страна джиннов. Пустоши стали нашей Аравией. — Я кивком указала на заснеженный пейзаж. — Все, что вы здесь видите, было для нас обширной пустыней, бескрайними просторами волнистого песка под жгучим солнцем и безоблачным небом. Туман мы полагали живительной пустынной дымкой и непременно отыскивали огромный дворец, окруженный пальмами, богато инкрустированный бриллиантами, рубинами и изумрудами и освещенный нестерпимо яркими лампами.
— Совсем как в сказках «Тысячи и одной ночи» и «Сказках джиннов», верно?
— Вы читали их?
— Конечно. Как и всякое христианское дитя. Почему вы так удивлены?
— Не знаю. — Меня приятно поразило открытие, что мы выросли на одних и тех же книгах. — «Сказки» казались мне слишком легкомысленными для будущего англиканского священника, особенно для такого стойкого приверженца «Трактатов для нашего времени» доктора Пьюзи.
Уловив иронию в моем голосе, мистер Николлс мгновение помолчал, затем взглянул на меня и серьезно произнес:
— Возможно, хорошо, что мы подняли эту тему.
— Так я и собиралась ее поднять.
— Мне прекрасно известно, что вы разделяете не все мои религиозные убеждения, мисс Бронте. Вы придерживаетесь более либеральных представлений.
— Не хочу критиковать вас в столь укоренившихся и деликатных вопросах совести и принципов, мистер Николлс, но… если вспомнить о возможном совместном будущем… способны ли вы примириться с моими взглядами как крайне важными для меня?
— Могу и уже примирился, мисс Бронте.
— Сможете ли вы с чистым сердцем принимать тех моих друзей, которые также разделяют эти взгляды?
— Религиозные взгляды ваших друзей — их личное дело. Я буду уважать и чтить их и надеюсь, что вы и ваши друзья будете уважать и чтить мои.
— Вы позволите мне открыто выражать свое мнение, сколь угодно отличное от вашего, без страха осуждения?
— Конечно.
— Вы согласитесь, хотя бы изредка, прислушиваться ко мне и принимать во внимание мою точку зрения?
Он засмеялся.
— Соглашусь.
В последний день, когда мы вернулись с заснеженной прогулки и прощались у ворот пастората, мистер Николлс нашел слова, которые значительно упрочили наше взаимопонимание.
— Мисс Бронте, вы горячо любите своего отца, истово заботитесь о его благополучии и никогда не покинете его. А потому я собираюсь успокоить вас на этот счет. На своей нынешней работе в должности викария я лишь временно, не ищу другого места и отказался от тех, которые мне предлагали, поскольку опасался, что вы не последуете за мной. Мое опасение верно?
— Да, сэр, — тихо ответила я, одновременно удивленная и глубоко тронутая.
— Уверяю вас, если мы поженимся, мисс Бронте, я навсегда вернусь в Хауорт. Клянусь: я сделаю все возможное, чтобы преданно заботиться о вашем отце до конца его дней.
Мое сердце исполнилось симпатии.
— Благодарю, мистер Николлс. Думаю, подобное заявление далось вам нелегко, учитывая несправедливое обращение папы с вами. Это свидетельство вашей прямоты и терпения. Я также думаю, что ваше обещание не пустое, вы намерены его сдержать, и это снимает огромную тяжесть с моей души.
Он нахмурился.
— Однако, чтобы я мог сдержать его — чтобы я мог вернуться в Хауорт, — ваш отец должен принять меня не только как своего возможного зятя, но и как викария.
Я кивнула.
— Как вам известно, он очень упрямый старик. Стоит ему что-то решить, и заставить его изменить мнение очень непросто. — Я взглянула на мистера Николлса с удивленной улыбкой. — А вы действительно отказались от более выгодного места из-за меня?
— От нескольких, мисс Бронте, и буду отказываться и впредь, если вы склонны еще раз обдумать мое предложение.
