Войско радостно подхватывает:
— Лук и Камбрия! Лук и Дивед!
Лук для всех — символ страны, боевой клич. Но это и прозвище Нион! Сигнал. Пора засадной сотне выплеснуться из базилики, превращенной в храм Одина. Еще вчера саксы тут приносили жертву. Но собственную кожу пожалели. Свиньи — обычной жертвы — показалось мало. Пришлось вспомнить старину и принести человека. Даже не одного. Гудели рога, и важные жрецы следили, как истекают кровью одурманенные священным вином жертвы. Молились бы о священном — сожгли б или удавили. А для войны чем больше крови, тем лучше. И все равно Нион морщилась. Это обычная замена, жизнь за жизнь. Но вряд ли жрецы, что лежат с перехваченными глотками у ее ног, были столь великими друидами, чтобы ценой нескольких рабов купить неуязвимость сотен воинов. А христиане сильны: их Бог дозволил собственную плоть и кровь приносить в жертву. Так на что они надеялись? Теперь под сводами базилики вновь собрались христиане. Не молиться. А впрочем, многие шепчут под нос молитву.
— Готовы? Вперед!
Странно и смешно: осаждающие захватывают ворота для того, чтобы закрыть! Пока ушедший на вылазку гарнизон не понял, в чем дело.
Ушли не все, половина. Остальные — их пятеро на каждого камбрийца — размазаны по стенам. Укрепления — старые, римские — все, на случай предательства, открыты сзади. Римляне и бритты боялись заговорщиков, не народа. Да и подвиги защитникам легче совершать на глазах у тех, кого они обороняют. А потому все решает — кого куча, да кому с башни Неметона покрикивает. Не только Луковке!
— Рабы Глостера! Кто из вас хочет стать свободными гражданами? Восстаньте. Отомстите за годы унижений, за плети, за казни! Пришла пора! Наши воины уже в городе! Всем, кто встанет рядом с ними, — воля и добыча!
Увы, холопское звание лишает мужества. Вспомнить былую свободу могли разве некоторые женщины, да и тех давно сломали. И все же призыв богини не прошел совсем впустую. Дети да подростки бесстрашны. Нашлось и отчаянное взрослое сердце. Одно.
— Не хочу быть рабыней. Убьют вас — с вами умру. Меня зовут Тэсни. Тэсни верх Максен, и я внучка свободных бриттов.
Из любопытства и потому, что от безоружной, неученой в драке толку мало, Нион оставила бывшую рабыню при себе да при воротах. Жернова крутила — и со створками тяжеленными поможет.
— А что вы с остальными рабами сделаете?
— Мерсийцам подарим. Неметона говорит, в Камбрии невольникам не место! У нас только воины. А там рыцари, бывает, не с королевской казны кормятся, а с деревни, жители которой на войну не ходят…
Далеко отряду разбредаться не стоило. Три десятка остались в храме. Семь — наскоро разорили ближайшие к захваченным воротам дома, соорудили баррикады. Тут снаружи полезли ходившие на вылазку, изнутри — те, кто остался. Но Майни двинула к стенам всю пехоту — и тем, кто стоял на стенах, пришлось этим обеспокоиться. Уцелевших после вылазки впустили через лазы или втащили внутрь на веревках. К утру вокруг ворот красовалось камбрийское укрепление, напротив — саксонское. «Дом Сибн», как начали называть базилику, тоже выстоял ночь. Оборонять крепость в таких условиях гарнизон толком не мог — а что оставалось?
Поутру нашелся вариант. Его принес граф Окта. Приковылял к баррикаде. Спросил, есть ли с кем поговорить, или глостерцы — совсем толпа? Коротко обвинил в мятеже и предательстве. Заявил, что сам бы всех перерезал, но Неметона, как христианкой заделалась, добренькая стала. Согласна выпустить всех — даже с оружием. И всем имуществом, что можно утащить на себе. Скот и рабов не брать. Дал стражу на размышление.
Поразмыслить было над чем. Граф Роксетерский явно дал понять, что Хвикке для него — люди без чести. Перед такими слово держать не обязательно. Конечно, остаться в городе — все равно умереть. Но цена — другая. Так к чему щадить своих убийц? А жить хотелось, предложение же Окты сулило надежду. Потому глостерцы ломали голову: какой гарантии попросить? Требовать в их положении не приходится. Неделю назад можно было попытаться обменяться заложниками. Но тогда оставалась надежда удержать город. А теперь?
На выручку пришли старые легенды. Удалось припомнить — эльфы да фэйри никогда не лгут. Даже самые злые. Лукавить могут — так тут как уговоришься.
Уговаривались целую стражу. Потом из города потянулась колонна груженных пожитками и оружием людей. Немайн разглядывала процессию с вышки. Послеживала, но никаких подлостей не последовало. Глостерцы тяжело шли, едва не шатаясь под неподъемным грузом. Навьючились так, чтоб едва-едва дойти до лагеря ополченцев. Но это никак не объясняло злорадства на многих лицах.
Анна просто радовалась победе, шушукалась с Луковкой, представляя, как ополченцы и гарнизон начнут выяснять, кто кого не поддержал во время решающего сражения.
Эйра оставалась сосредоточенно насупленной.
— Ты что? Победа же!
— Победа… — проворчала та. — Что, от нее отец воскрес? А Майни… Добренькая она! Гвентцам так подбросила: «Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!» А сама… Ничего, Артуис придет, собаки живой не оставит.
— Будут они дожидаться большого войска, как же…
В город входили с опаской. Боялись, что найдутся желающие умереть со славой. Тянули с собой перрье, наконец-то поставленную на колеса. На случай осады какого дома. Напрасно. Город был пуст, тих. Мертв. Хвикке точно выполнили букву договора: рабов и скот с собой не взяли. Порезали на месте.
— Майни, прикажи атаку! — Ладонь сжата на рукояти клевца. На лицо Эйры лучше не смотреть — страшно. Лучше смотреть на убитых. У трупов лица спокойные…
— Нет. Подумай…
— Не хочу думать… Хочу мстить!
— И Хвикке этого хотят. Ждут, что теперь мы полезем на их укрепления. Не дождутся. Хочешь поплакать?
Да, а заодно и помириться с сестрой. А вот не хочется!
— Посмеяться хочу. Добрую Немайн саксы обманули!
Немайн отвернулась. Зато заговорила Анна:
— Дура. И как тебя наставница в ученицах терпит? Разве за родство. Вспомни: если тебе кажется, что ты обманул сиду, начинай считать. Коров, пальцы, детей… А верней — подожди немного.
— Майни, это так?
Сестра не отвечает, насупленно молчит, сапог ковыряет грязь разъезженной улицы. Глина, навоз, кровь — всего понемногу.
— Ма-айни?
— Мэтресса наставница, — поправляет Немайн. — Мэтресса наставница — аж пока не поумнеешь. Я ведь смотрела, как они уходят… Помню всех в лицо. Им теперь деваться некуда — только бежать. Далеко-далеко. И дрожать всю жизнь… Повод обеспечу. Даже жалко их. Правда.
— Добренькая ты, — улыбается Анна Ивановна, — наверное, и рыцарей на дорогу, по которой ополчение отступать будет, выпустить не забудешь?
ГЛАВА 7
Дороги Британии, Кер-Мирддин. Январь — февраль 1401 ab Urbe condita.
