Проскакав в таком темпе часа два, перекинули седла на заводных и погнали дальше. До полудня было еще далеко, а мы прибыли на место. Черкассами оказалось селение чуть больше нашего, хат пятьдесят-шестьдесят навскидку, расположенное на холме и обнесенное рвом, земляным валом и частоколом. Под холмом, на поле возле дороги, была большая натоптанная площадка — скорее всего, тут проводились ярмарки и базары. На этой площадке уже собралось приличное количество народу: договаривались собраться до полудня и в полдень начать собрание. Мы органично влились в эту гудящую массу народа, отогнав коней немного в сторону и приставив к ним пару табунщиков. Найдя Ивана, сразу начал договариваться, когда едем в Чернигов.
— Только тебя ждали, Богдан: выходить нужно было неделю назад. Сейчас уже ярмарки к концу идут, скоро пост Рождественский начнется, до него распродаться нужно. Вертаемся — сразу грузи все на коней и к Бирюку в хутор езжайте, там и встретимся, переночуем, заберем Бирюка и с утра дальше поедем. Сулим с нами едет, и Давида Иллар с нами посылает со своей и его добычей: чего в Киеве торговать, если в Чернигов ватажка едет.
— Так не привезу я все на своих конях: хребты у них поломаются, если все загрузить, что у Иллара и у меня лежит.
— Я тебе своего заводного дам, у тебя три коня, к Сулиму подгрузишь — ничего, ты казак справный, придумаешь, что делать. Но чтобы завтра к вечеру у Бирюка были: и так время прошло, останемся с товаром — за бесценок отдавать придется.
— Так что, в пост люди не торгуют? И в пост торгуют.
— Ты, Богдан, язык придержи и слушай, что тебе старшие говорят. Торгуют в пост, только не зброей. Зброю в пост никто покупать не будет: грех даже о ней думать. Так что давай иди к Иллару, вон он тебе рукой машет, — и завтра к вечеру чтобы со всем добром был у Бирюка.
Иллар стоял вместе с Георгием Непыйводой возле четырех представительных казаков в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти лет, если судить по внешнему виду.
— Хотят атаманы, Богдан, тебя поспрошать про твои видения.
— Я готов, батьку.
— А что, хлопчик, говорят, у тебя видения — знаешь ты, что завтра будет? — не скрывая пренебрежения и издевки, спросил самый молодой из них, с желтоватыми хищными глазами.
Видать, отношения между атаманами ничем не отличались от отношений между политиками в моем мире. Ничего не отвечая ему, смотрел в его глаза, постепенно отвлекаясь от шумов этого мира. Еще в юности, во время занятий боксом, приходилось часто играть в гляделки. Это непременный ритуал перед боксерским поединком. Пока судья что-то трещит, его никто не слушает, а сосредоточенно смотрят друг другу в глаза. Уже тогда я понял: чтоб выиграть в гляделки, не нужно давить соперника взглядом, — наоборот, пустота, взгляд соперника должен провалиться внутрь тебя, и тогда, как в айкидо, весь его напор сработает против него: провалившись внутрь тебя, он будет падать, не находя опоры, пока не моргнет или не отведет взгляда. Проверено электроникой. Не подвел рецепт и в этот раз: провалившись взглядом внутрь меня и, видимо, не выдержав того, что он там разглядел, молодой атаман сморгнул и отвел в сторону свой желтый глаз. Снисходительно улыбнувшись ему — мол, тренируйся, парень, на кошках, — окончательно вывел его из равновесия.
— Ты что, глухой? — повторил. — Отвечай, когда тебя спрашивают! — Сказано было несколько громче, чем предписывают правила хорошего поведения.
— Ты, казак, на меня не кричи, я с тобой свиней не пас. А если тебе где-то хлопчик привиделся, то так выходит, что это у тебя видения, а не у меня. Толкуй со своим хлопчиком дальше, расскажешь нам потом, что он тебе поведал.
— Он у тебя, Иллар, видно, мало нагаек получал, ну так то исправить можно!
— Батьку, а можно ему в ухо дать?
— Нет, Богдан, не можно.
— Повезло тебе, казак. А то повалял бы тебя по земле, казаки бы потешились. Но ничего, жизнь длинная, может, придет время — и разрешит атаман с тобой побиться. А может, и прибить разрешит. В жизни такое часто бывает. Сегодня нельзя, а завтра, глядишь, уже можно.
— Да я тебя сейчас на куски пошматую, сопля!
— Чего ты языком машешь, как базарная баба? Хочешь порвать на куски, так попробуй. Делай что-то, а не языком верти.
Состязаться со мной в словоблудии было совершенно бесперспективным занятием — видимо, этого мой оппонент не знал. Обманутый моим внешним видом, он пытался спровоцировать меня с какой-то целью на необдуманные поступки, а попал в совершенно неприятную ситуацию, из которой не было достойного выхода. У него хватило ума и силы воли не схватиться за саблю: это выглядело бы совсем глупо. И так многие поглядывали в нашу сторону, привлеченные его излишне эмоциональным тоном.
— Считай, что повезло тебе сегодня, хлопчик. Ты правильно сказал, жизнь длинная. Свидимся еще с тобой на тесной тропинке.
— Чего-то я тебя не пойму, Пылып. Сам ты захотел с этим казаком толковать, мы все говорили тебе — потолкуем после круга, чтобы спешки не было. Нет, подавай тебе казака, у которого видения были, на разговор. А теперь, вместо того чтобы с ним толковать, ты свару учинил. Как такое понять? — обратился к молодому самый старший с виду и самый рассудительный атаман.
— А чего тут понимать, атаманы? Сговорился он с черкасским атаманом, что будет его сторону держать, вот и нужна ему была свара, — недолго думая, выпалил я.
Закинул пробный шар, чтобы на реакцию глянуть, других связных версий происходящего у меня не возникло. Вздрогнув и одарив меня ненавидящим взглядом, он прошипел:
— Забудь, Иллар, что я тебе раньше говорил, другой у нас нынче разговор получился — не верю я ни тебе, ни татарину твоему, которого ты в полон взял. И про моих казаков мы еще с тобой потолкуем, — угрожающе добавил он, развернулся и пошагал в сторону, к своим казакам.
— С Пылыпом их не меньше нашего выходит, — хмуро заметил один из оставшихся атаманов.
— Если на моей стороне Бог, то кого мне бояться? А если Бог против меня, то зачем мне жить? Ништо, Захар, Пылып сам по себе, его казаки тоже голову на плечах мают. А чтобы им понятней было, пока время есть, пойдем расскажем нашим казакам, что мы тут слыхали и какие коленца Пылып выкидывал, а у них родичи и друзья среди Пылыповых есть, так, глядишь, до круга все знать будут, что Пылып удумал.
— Верно Иллар говорит, завсегда я знал, что Пылып как болото — об него обопрешься и носом в грязь зароешься. Идем, атаманы, с казаками потолкуем.
А вот это правильно. Раз у нас тут демократия, значит, черный пиар — первое средство для борьбы с неугодными атаманами. Обдумывая, как красочней описать казакам наш диалог с молодым атаманом, подошел обратно к Ивану:
— Иван, а у тебя родичи или знакомые среди Пылыповых казаков есть?
— Много есть, они ведь наши соседи.
— А не знаешь, есть там казаки, кто атаманом вместо Пылыпа быть хотели?
— Ха, так то только у вас все Иллара хотят атаманом видеть, и то покойный Оттар бузил, собирал ватажку, а так везде казаки есть, кого на атамана кричали, да не докричались.
