прощание, и она все еще была моей лучшей подругой. Она все еще была той девушкой, которая держала меня за руку в худшие годы моей жизни и помогала мне собрать осколки моего разбитого сердца.
— Я буду очень скучать по тебе.
— Я тоже буду по тебе скучать, — выдавила я. — Я буду на связи.
Выпрямившись, Тара смахнула слезу с глаз и кивнула.
— Тебе стоит.
Я всхлипнула, волосы прилипли к щекам.
— Можешь мне что-то пообещать?
Она согнула мизинец и, кивнув, соединила его с моим.
— Что угодно.
Я подняла альбом и протянула ей.
— Что это? — Ее пальцы с голубым маникюром скользили по персиковой обложке, на которой была единственная фотография, где мы сидим у озера. Уитни сделала ее предыдущим летом, когда мы облизывали красно-бело-голубое мороженое, глядя друг на друга с глупыми улыбками и захлебываясь от смеха. — Фотоальбом?
— Вроде того. Я давно работаю над этим альбомом. Я хочу, чтобы он остался у тебя. — Она хотела открыть его, но я остановила ее. — Позже. После того как я уеду.
— Хорошо. — Ее глаза встретились с моими, и она спросила: — Что за обещание?
У меня на глаза навернулись слезы, когда я представила себе Рида.
Его красивое лицо встало перед моими глазами, такое яркое, навсегда запечатленное в моей памяти. Его голос, его смех, драгоценная мелодия.
Моя любимая песня.
Я грустно улыбнулась, и из моих глаз снова потекли слезы.
— Попробуй.
Потребовалось мгновение, чтобы осознать сказанное. Когда это произошло, ее глаза вспыхнули.
— Я…
— Обещай, что попытаешься.
Постарайся понять. Постарайся увидеть в нем того, кто он есть на самом деле — доброго, благородного, любящего мужчину, который правильно тебя воспитал. Постарайся поставить любовь превыше всего. Пожалуйста, постарайся. Ради меня. Ради него.
Ради себя.
Моя безмолвная мольба прозвучала между нами, наши глаза встретились, и Тара сжала альбом двумя руками. По ее раскрасневшимся щекам снова потекли слезы, она отвела взгляд и кивнула мне.
Это было обещание, которое я заставлю ее сдержать.
— Я люблю тебя, Галс.
— Я тоже тебя люблю.
Мягкие улыбки тронули наши губы, когда Уитни подошла к нам по дорожке. Тара отступила в сторону, и Уитни приблизилась ко мне и заключила в теплые объятия. От нее пахло корицей и пирогом. Сладко, успокаивающе. Я обхватила ее руками и крепко прижалась, шепча ей на ухо слова своей вечной благодарности.
— Спасибо тебе за все, — сказала я. — За то, что подарила мне дом. Настоящий дом. За два прекрасных года, которые я никогда-никогда не забуду.
— О, Галлея. — Она не выдержала, ее тело задрожало в моих объятиях. — Ты так дорога мне. Для меня было величайшей радостью то, что ты жила здесь, с нами. Ты сделала наш дом настоящим.
В тот момент я поняла, что я не слабая и мне многое по силам.
В конце концов, я любила Рида Мэдсена.
Я любила его всеми желудочками и камерами своего разбитого, едва бьющегося сердца.
И теперь я уходила.
Оставляла их всех.
Это было самое тяжелое, что я когда-либо делала. Годы жестокого обращения и издевательств меркли по сравнению с этим чувством. Этим душераздирающим чувством, когда добровольно оставляешь позади что-то настолько прекрасное. Эти люди были моей семьей. Они были моим сердцем.
Уитни отстранилась и обняла мои щеки ладонями.
— Я поговорю с ней, — пообещала она, поглаживая мое лицо. — Все будет хорошо. Мы справимся с этим.
Мои губы задрожали.
— Ты ведь знаешь правду, да?
— Я знаю, что прощение, рост и понимание можно найти даже при самых мрачных обстоятельствах. Я знаю, что любовь обладает силой. Силой ломать и разрушать и силой восстанавливать. — Она смахнула слезу. — Я знаю, что то, чему суждено случиться, обязательно произойдет. Нельзя торопить события. Нельзя притворяться. Нужно просто подождать, пока пройдет буря, и собрать осколки, когда придет время.
— Мы никогда не хотели причинить кому-то боль, — тихо сказала я.
— Я это знаю. Поверь мне, я была на твоем месте. Я принимала ужасные решения, и они имели последствия. Здесь нет правильного или неправильного. Есть только то, что есть, и то, что будет. Ты станешь сильнее, Галлея. И Тара тоже. Вы обе молоды. Никогда не поздно простить и осознать.
Я снова обняла ее, вдыхая ее сладкий аромат и слова утешения.
— Ты не испытываешь к нему ненависти?
Это имело значение.
Это было важнее всего.
— Нет, — сказала она. — Я разочарована, что все так вышло, но такова жизнь. А жизнь слишком коротка, чтобы ненавидеть тех, кто нам дорог. Тара скоро это поймет.
Я позволила ее мудрости проникнуть в меня и принести хоть какое-то подобие облегчения среди всей этой боли. Оставалось только надеяться, что все трещины, которые я привела в движение, затянутся в мое отсутствие. Воцарится любовь. Все будет хорошо.
Со временем.
Когда я направилась прочь, входная дверь распахнулась, и меня настигло последнее прощание в виде четырех лап и виляющего хвоста. Я снова сломалась и рухнула на колени, когда Божья коровка подбежала ко мне и бросилась в мои объятия.
Я прижала ее к себе, заливая золотистую шерсть слезами. Я благодарила ее за то, что она была моим другом. Моим верным спутником. Постоянным напоминанием о том, что безусловная любовь может проявляться во многих формах.
— Будь хорошей девочкой, Божья коровка, — сказала я. — Позаботься о Таре и Уитни. — Мое сердце сжалось, обливаясь кровью, разрываясь на части. — Позаботься о Риде.
Я поцеловала ее голову и почесала за ушами.
Затем я попрощалась с ней.
Со сдавленным рыданием я оглянулась в последний раз. Тара и Уитни махали мне вслед, а Божья коровка сидела посреди подъездной дорожки, ее лапы двигались вверх-вниз, словно она хотела побежать ко мне, но знала, что не может. Она скулила, и этот звук пронзил мое сердце.
Она знала.
Она знала, что я не вернусь.
И в глубине души я тоже знала — это был последний раз, когда я ее видела.
Когда мы ехали по знакомой дороге, а дом Стивенов становился все меньше и меньше в зеркале заднего вида, меня охватило странное чувство.
Я подскочила на своем сиденье, грудь сдавило, сердце заколотилось.
— Мы можем сделать небольшую остановку?
Скотти убавил громкость и бросил на меня короткий взгляд.
— Конечно. Где?
— Всего через несколько улиц.
Мы поехали на Брэдшоу-авеню. Вдоль старой улицы росли высокие ветвистые деревья, а за ними виднелись маленькие домики. Посыпанные гравием подъездные дорожки, покосившиеся фонарные столбы, ребенок, катающийся на розовом трехколесном велосипеде. Знакомые места прожигали дыры во мне, пока я вдыхала
