и заставила меня еще больше изголодаться по ней. Если бы я мог, я бы держал ее в постели весь день. Я бы выяснил, сколько раз я смогу заставить ее кончить, прежде чем она откажется, прежде чем она будет умолять меня остановиться, а не продолжать.
Я бы наполнял ее своей спермой снова и снова.
Вслед за этой мыслью меня охватывает тревога, хотя я чувствую, как мой член начинает твердеть. Она сказала, что сейчас не то время месяца, чтобы иметь значение, что я забыл вынуть, но что, если это неправда? Что, если я отвезу Беллу домой, дам ей развод… а она уже беременна моим ребенком?
Меня охватывает паника, не из-за того, что у нас с ней будет ребенок, а из-за того, что я могу потерять их обоих. Ребенок еще даже не появился, а я уже чувствую, как меня охватывает холодный страх, и собственническая потребность держать ее и нашего потенциального ребенка рядом.
Я качаю головой. Она прямо сказала, что шансы на то, что это станет реальностью, практически невозможны. Нет смысла думать о том, чего не произойдет.
Так же, как и наши настоящие отношения.
Белла молчит во время завтрака, что меня не удивляет. Я вижу, как взгляд Агнессы мелькает на маленьком красном пятнышке на краю горла Беллы, где я увлекся прошлой ночью, но она ничего не говорит. Белла ковыряется в еде, а мое внимание постоянно возвращается к Сесилии и Дэнни, которые безостановочно заваливают меня просьбами о вещах, которые я мог бы привезти для них из Рима.
— Мы поедем домой в Нью-Йорк, когда я вернусь — говорю я им, когда мне удается вставить хоть слово. — Так что обязательно помогите собрать вещи и не заставляйте Беллу и Агнес делать всю работу. Хорошо?
Они с готовностью соглашаются, и я бросаю взгляд на Беллу, которая с пустым выражением лица смотрит на свои яйца. Агнес выглядит обеспокоенной, и как только завтрак закончился, она загнала меня в угол и повела на кухню, пока Белла выводила детей на улицу.
— Безопасно ли возвращаться? — Бесцеремонно спрашивает она, положив руки на бедра. — Я видела, что лишние люди ушли. Но угроза устранена?
— Настолько, насколько это возможно. — Я провел рукой по волосам. — Сальваторе заключил перемирие с Игорем. Белла — моя жена, и Игорь не имеет на нее права. Дон сказал ему, что любые дальнейшие действия будут расценены как акт войны. И что отныне он должен оставить Беллу в покое.
Агнесса фыркнула.
— И ты думаешь, он подчинится этому?
— Нет, — признаю я. — Но я не знаю, что еще можно сделать. Мы не можем оставаться здесь вечно. Завтра я встречаюсь с покупателем поместья в Риме, чтобы договориться о продаже. Мы не можем всю жизнь прятаться от него.
— Нет, — соглашается Агнес. — Но что будет, когда Белла перестанет быть твоей женой?
— Что? — Я сужаю на нее глаза, а она небрежно машет рукой.
— Дом не настолько велик, чтобы я не знала, что происходит. Ты говоришь, что Белла под защитой, потому что она твоя жена, но ты обещал, что вы двое пойдете разными путями, когда приедете в Нью-Йорк. И что тогда?
Черт. Она права. Но я не могу…
— Я не могу заставить Беллу остаться замужем за мной. — В моем голосе слышатся нотки разочарования. — Все это началось, потому что она хотела избежать брака по расчету. Я не могу заставить ее остаться в нем.
— Хм. — Агнес покачала головой. — Вы оба умнее. Но, возможно, я слишком переоцениваю вас.
— Агнес…
Она машет на меня рукой.
— Ладно. Езжай в Рим. Я подготовлю всех к возвращению в Нью-Йорк. А мы подождем и посмотрим, что сделает этот русский засранец. Но я говорю тебе, Габриэль, если ты просто позволишь ей уйти, ты будешь дураком.
Она отворачивается, больше ничего не говоря, явно заканчивая разговор. Я долго смотрю ей вслед, прежде чем выйти из кухни и направиться за своими вещами, каждый мускул напряжен.
Я не знаю, что, черт возьми, я должен делать.
Я не могу заставить Беллу остаться. Агнес права, но, если я скажу ей, что передумал давать ей развод, Белла подумает, что я планировал сделать это с самого начала. Она решит, что я лгал ей, обманывал ее, как это всегда делали все остальные мужчины в ее жизни.
Или я могу сказать ей правду. Что я не хочу, чтобы она уезжала, потому что…
Я не могу признать это вслух даже в своей голове, поэтому не знаю, как я могу сказать это ей.
Все выходят на улицу, чтобы проводить меня. Я обнимаю Сесилию и Дэнни, еще раз говорю им, чтобы они вели себя хорошо, а затем выпрямляюсь и смотрю на Беллу. Ее лицо ничего не выражает, но все, о чем я могу думать, это то, что я не хочу уходить, не поцеловав ее еще раз.
Поэтому я рискую и делаю шаг вперед. Взяв ее лицо в ладони, я нежно прижимаюсь к ее губам.
На короткую секунду она застывает. А потом она смягчается, ее рот слегка приоткрывается, и я хочу, чтобы мы были одни. Чтобы она поехала со мной в Рим. Для… Хор «Фу, гадость!» от Сесилии и Дэнни разрушает момент. Я разрываю поцелуй, отступая назад, когда двое моих детей хихикают рядом с Беллой, и еще раз смотрю на нее, прежде чем сесть в машину.
Когда я вернусь, я знаю, что ничто не будет прежним.
* * *
Весь полет я чувствую себя неспокойно. Я не могу избавиться от ощущения, что это неправильный выбор. Что я не должен продавать, что я не должен позволить Белле уйти, что я должен бороться за все те вещи, которые, как я понял, мне нужны. Но с тех пор как я потерял Делайлу, я придерживаюсь своих планов. Не позволяя эмоциям управлять мной. Следуя своей голове, а не сердцу.
Моя голова говорит, что план, который я разработал, логичен. Что я обдумал все причины за и против продажи и решил, что это лучший выбор для моей семьи, для их будущего. Я дал обещание Белле, и любой признак возврата к нему, независимо от причины, приведет к тому, что она не будет мне доверять, и наше расставание будет не дружеским, а ожесточенным.
Логика подсказывает мне, что я должен придерживаться принятых решений. Последние несколько лет я справлялся именно так. Я не могу позволить эмоциям управлять мной сейчас, когда так много зависит от моего самообладания.
Я
