в истории мира. В одном отношении произошедшая здесь битва была почти беспримерной: в странном смешении англичан, голландцев, ганноверцев, датчан, вюртембержцев и австрийцев, следовавших за Мальборо и Евгением, было представлено почти все тевтонское племя. Французы и баварцы, подобно противникам насчитывавшие в своих рядах около 50 тысяч человек, расположились за небольшой рекой, протекавшей по болотистой почве к Дунаю, и заняли сильную позицию: с фронта она была прикрыта болотом, справа — Дунаем, а слева — холмистой местностью, из которой вытекала река; более того: Таллар не только окопался, но и далеко превосходил противника артиллерией. Но на этот раз у Мальборо были развязаны руки. «Я имею веские основания надеяться, писал он домой, что все пойдет хорошо, так как, к удовольствию моему, все офицеры готовы повиноваться, не спрашивая других оснований, кроме моего желания; это совсем не то, что было во Фландрии, где я был обязан на все мной предпринимаемое испрашивать согласия военного совета».
Но препятствия были настолько грозными, что, хотя союзники двинулись с восходом солнца 13 августа, командовавшему правым флангом принцу Евгению удалось переправиться через реку не раньше полудня. На левом фланге английская пехота переправилась сразу и напала на деревню Бленгейм, где окопалась большая часть французской пехоты, но после жестокой борьбы нападение было отбито; столь же храброе сопротивление остановило принца Евгения на другом конце боевой линии. Главным пунктом своего нападения Мальборо выбрал центр, который французы считали неприступным; он устроил искусственную дорогу через болото, и это позволило ему направить свою восьмитысячную кавалерию на француз скую конницу, занимавшую эту позицию. Исход был решен двумя отчаянными атаками под личным руководством герцога. Французский центр был отброшен к Дунаю и вынужден был сдаться; левый фланг в беспорядке отступил к Гохштедту, а правый был отрезан, заперт в Бленгейме и попал в плен. Из разбитой армии спаслось только 20 тысяч человек; 12 тысяч было убито, 14 тысяч взято в плен. Германия была, наконец, освобождена от французов, и Мальборо, преследовавший остатки французского войска во время их бегства в Эльзас, скоро стал властителем Нижнего Мозеля. Но потери Франции нельзя было измерять числом людей пли крепостей. Сотня побед со времен Рокруа приучила мир считать французскую армию непобедимой; поражение при Бленгейме и пленение цвета французских войск разрушили очарование. С этого времени слава победы перешла на сторону союзников и имя «Мальбрук» стало страшилкой для всех французских детей.
В самой Англии победа при Бленгейме содействовала осуществлению крупной перемены в политическом положении дел. Тори, удалив диссентеров из городских собраний, выбиравших большинство членов от городов, решили создать в Общинах постоянное торийское большинство. Диссентеры-протестанты оставались в своих частных общинах, охраняемых теперь «Законом о терпимости», но получали право на занятие общественных должностей, причащаясь раз в год по англиканскому обряду. Против этого «случайного единообразия» (occasional conformity) тори предложили «Закон о присяге», устранявший диссентеров. Мальборо сначала поддерживал этот проект, но лорды упорно отвергали его при каждом повторном внесении, и скоро выяснилось, что их сопротивление втайне поддерживали Мальборо и Годольфин. Действительно, несмотря на свой торизм, Мальборо не хотел неограниченного господства тори, то есть возобновления религиозной борьбы, которое могло оказать роковое влияние на войну. Но он напрасно старался умиротворить свою партию, уговорив королеву превратить платившиеся до того духовенством короне десятины и аннаты в фонд помощи мелким приходам, до сих пор носящий название «щедрот королевы Анны». Общины выразили Мальборо свое неудовольствие его отказом присоединить денежное пожалование к пожалованию ему герцогского титула после первой кампании, а крайние тори с лордом Ноттингемом во главе начали выдвигать всевозможные препятствия продолжению войны. Наконец, в 1704 году, они отказались от должностей, и Мальборо заместил их сторонниками тори более умеренных взглядов, стоявшими еще за войну: Роберт Гарли был назначен государственным секретарем, а Генри Сент-Джон, человек блестящих талантов, — секретарем по военным делам.
Поход герцога в Германию, вовлекавший Англию в борьбу в глубине материка, еще более обострил политические разногласия. Крайние тори и якобиты грозили Мальборо в случае неудачи возвести его на эшафот, и только победа при Бленгейме спасла его от политической гибели. Медленно и против своей воли герцог перешел от своей партии к той, которая действительно поддерживала его политику. Он воспользовался восторгом народа по поводу победы при Бленгейме для роспуска парламента. Выборы 1705 года, как он и надеялся, дали большинство в пользу войны, и он постарался образовать союз между еще примыкавшими к нему умеренными тори и вигами; поддержка последних была куплена назначением вига, лорда Каупера, хранителем печати и отправкой лорда Сандерленда послом в Вену. Этот союз обессилил ожесточенные нападки партии мира, и Мальборо, наконец, почувствовал себя дома в безопасности. Но за границей ему приходилось переносить неприятности. Его план наступления по линии реки Мозель был расстроен отказом имперской армии присоединиться к нему. Когда он подошел к французским линиям за Дилем, голландские генералы увели свои войска назад; а его предложение напасть на герцога Вилльруа при Ватерлоо было отвергнуто на заседании военного совета представителями Штатов при криках — «бойня» и «резня». Этот удар возмутил даже хладнокровного Мальборо. «Будь у меня такая же власть, как в предыдущем году, — писал он домой, — я мог бы выиграть более крупную победу, чем при Бленгейме». По его жалобе Штаты отозвали своих представителей, но год был потерян; не больше успехов было достигнуто в Италии или на Рейне.
Мужество союзников поддерживалось только романтическими подвигами лорда Питерборо в Испании. Человек порочный, бессовестный и легкомысленный, он обладал военным талантом, захватил с горстью людей Барселону и признал старые вольности Арагона, что побудило эту область стать на сторону второго сына императора, которого союзники признали королем Испании под именем Карла III. Вскоре, подобно Арагону, высказались за Карла III Каталония и Валенсия[7]. Сам Мальборо потратил зиму 1705 года на переговоры в Вене, Берлине, Ганновере и Гааге и на подготовку к предстоящей кампании. Стремясь к свободе действий, недовольный имперскими генералами и голландцами, он задумал перейти через Альпы и воевать в Италии, и хотя его планы были расстроены сопротивлением союзников, но когда в 1706 году он снова появился во Фландрии, то не встретил там никаких помех. Как и Мальборо, маршал Вилльруа хотел сражения, и 23 мая обе армии встретились близ деревни Рамильи на холмистой равнине — высшей точке Брабанта. Выстроенные большим полукругом, французы были прикрыты с фронта болотами. После притворного нападения на их левый фланг Мальборо бросился на правый фланг у Рамильи, сломил его блестящей атакой, которой руководил лично, затем напал на прочие войска французов и
