никогда прежде не позволял себе намеков на его отношения с Айрин, не использовал то, о чем знал, против него.
– Какого хрена тут происходит, Элмер? – тихо спросил Мэлоун.
– У вас нет реального подозреваемого, – ответил Айри. – И в придачу к этому вы прибегли к методам, которых я не оправдываю и не поощряю.
– Фрэнсис Суини убил больше десятка людей. Никто не знает, сколько их было на самом деле. Он отрубил им головы, искромсал их тела и расшвырял останки по всему Кливленду.
– У вас нет доказательств.
– Нет, есть. – Доказательств было полно. Но ни один суд в мире их бы не принял.
– Вы почти неделю против воли удерживали человека в гостиничном номере.
– Мы удерживали его не просто так. Мы несколько дней не могли его допросить, потому что он был слишком пьян. Никто его не пытал. Мы хорошо с ним обращались.
– Его кузен – конгрессмен США, – выдавил Айри. – Конгрессмен, весьма откровенно высказывавшийся относительно подготовки к войне, которую ведет президент, и политики изоляционизма, которой придерживается наша страна. Президенту нужно, чтобы Суини его поддерживал.
– Мы знали об этом. И потому с Фрэнсисом Суини обошлись совсем не так, как обычно обходятся с подозреваемыми. Он был на особом счету и получил особые привилегии. Он неделю прожил в роскошной гостинице.
– Вы все заходили к Суини в номер?
– Да.
– Значит, он сможет вас всех опознать? И тебя, и Несса, и Леонарда Килера, и Ройяла Гроссмана? Кстати, что там насчет Даниелы Кос? Она тоже знает, кто ты такой и на кого работаешь?
Мэлоун был не так глуп, чтобы реагировать на расспросы о Дани, но Коулз явно рассказал Элмеру Айри обо всем. Без исключений. Коулз больше не сотрудничал с отделом разведки министерства финансов, но работал на Бюро научных расследований и потому был знаком со всеми игроками и с сотрудниками обоих агентств.
– Почти все время, которое Фрэнк Суини провел в этом номере, он был без сознания и отсыпался после неумеренных возлияний. Я наблюдал за ним. В основном он общался с психиатром, мистером Килером. Еще он говорил с Нессом и с Коулзом.
– Вот это будет история. Элиот Несс атакует своих политических противников.
– Все совсем не так, Элмер.
– Да. Не так. Я это прекрасно знаю. Но в подобной ситуации важна вовсе не правда, ведь ваши действия, абсолютно немыслимые и непозволительные, говорят куда громче, чем правда.
– Правда в том, что мы знаем настоящее имя Безумного Мясника, – парировал Мэлоун. – И пытаемся его остановить.
Айри со вздохом откинулся на спинку кресла:
– Хватит, Мэлоун. Ты совсем не дурак и отлично знаешь, как все устроено.
Мэлоун не отвечал. Палач уже занес топор, и он просто ждал, когда топор наконец опустится.
– Ты в Кливленде закончил. Дело закрыто.
– Дело вовсе не закрыто. Вы сами это только что подтвердили, – возразил Мэлоун.
– Мы в Кливленде закончили. – Айри сменил местоимение. Мы закончили. Значит, агентство больше не будет работать над этим делом. – Ты мне нужен в Чикаго.
– Зачем?
– Американские сталелитейщики получают от государства большие деньги. Но до производства эти деньги не добираются. Скоро начнется война, и президент хочет понять, в чем там дело. – Айри говорил отрывисто, ровным голосом.
Что, черт дери, он скажет Дани? И что, черт дери, он скажет себе самому?
– Я жду тебя в Чикаго завтра, не позже. Тебе есть где остановиться? – Айри и сам знал, что у него в Чикаго сестра.
Мэлоун кивнул.
– Мы здесь закончили, Мэлоун, – повторил Айри. – Дело закрыто.
26
Она его ждала. У него в комнате горел свет, а она сидела скрестив ноги у него на кровати, положив на колени платье и поставив рядом жестянку с бисером. Одну за другой она уверенной рукой пришивала бисеринки к платью. Иголка так и порхала у нее в пальцах.
Он отправился в ванную, даже не поздоровавшись с ней. Ему нужно было собраться с мыслями, хоть недолго побыть в одиночестве. Он вымылся, побрился, почистил зубы и собрал свои вещи. Их было немного.
Он не поднял на нее глаз, когда вошел в комнату, но Чарли бросился ему в ноги и стал ходить вокруг, а когда Мэлоун споткнулся, шмыгнул под кровать.
– Чертов кот, – пробормотал он, опустился на корточки и поднял край покрывала. Чемоданы, все в шерсти Чарли, лежали на том же месте, куда он задвинул их в январе. Он расстегнул молнию на пустом чемодане и раскрыл его. Во втором чемодане так и лежали неразобранными вещи, которые ему не пригодились. Костюмы для персонажей, в которых ему не пришлось перевоплощаться.
– Он еще долго будет дуться, – заметила Дани, продолжая пришивать бисеринки. – Я его оттуда не выманю.
Он хмыкнул и выпрямился. Она решила, что он беспокоится из-за Чарли. Он снял рубашку, надел вместо нее чистую, вмиг застегнул ее на все пуговицы, заправил в брюки, щелкнул подтяжками, возвращая их на обычное место, и отвернул воротник.
– Ты же знаешь, он тебя любит. Просто не знает, как это показать. И из-за этого все время тебе досаждает.
Ничто из того, что он уже успел сделать, ее не насторожило. Она пока не заметила, что что-то не так.
– Мне нужно уехать, Дани, – сказал он и раскрыл ящик комода. Он не смотрел на нее, но краем глаза заметил, что она перестала шить и замерла, подняв иголку, чтобы с нее не упали бисеринки.
– Куда? – спросила она. – И когда ты вернешься?
Ее голос звучал спокойно, доверчиво.
Он продолжал двигаться. Секунд за двадцать вытащил свои вещи из ящиков комода – первого, второго, третьего – и уложил в чемодан.
– Майкл?
Она воткнула иголку в ткань платья и закрыла жестянку с бисером крышечкой.
Он положил костюмы поверх вещей из комода, сверху бросил рубашки и застегнул молнию. Бумаги уже лежали в багажнике машины. Он не знал, что теперь с ними делать. Они ему больше не пригодятся. Его старые ботинки тоже лежали в багажнике. С какого-то момента он стал убирать их туда, подальше от любознательных пальцев Дани.
– Чикаго. Я должен ехать в Чикаго, – рассеянно, слишком поздно ответил он.
Бритвенный набор, лаковые туфли и белую шляпу он сунул в дорожную сумку, которой пользовался с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать. Эта сумка сопровождала его везде. Белый, вышитый Айрин носовой платок, который Дани ему вернула, уже лежал в сумке, во внутреннем кармане.
– Майкл? – Теперь ее голос прозвучал резко.
– Я отнесу вещи в машину. Дай мне минуту, – ответил он. – Потом я тебе все объясню. –
