царил запах скотобойни, кто-то мог его услышать, — что двое его прислужников, муж и жена, прямо вчера взяли расчёт — когда узнали... Ну, вы сами понимаете, о чем.
Иван понимал, о чем — ещё как понимал! Равно как не вызывали у него сомнения и кое-какие иные вещи. Во-первых, следы от зубов, оставшиеся на теле Сергея Сергеевича Краснова, уж точно оставлены были не собаками. В те десять лет, когда Иван Алтынов, помимо прочего, изучал уголовное право, он прочёл специальное исследование по трасологии — новейшей науке о следах. И такая дифференциация зубов, о какой свидетельствовали оставленные следы, была присуща не собакам — человеку. А, во-вторых, Иван Алтынов наконец-то понял, в чем состоял истинный замысел его деда. Нет, купец-колдун вовсе не просчитался, побудив Валерьяна совершить обряд с камнями и водой именно в тот день, когда истек срок исковой давности по делу о его, Кузьмы Алтынова, убийстве. Напрасно Иван заподозрил своего деда в юридической неосведомленности. Всё как раз обстояло наоборот! Кузьма Алтынов отлично был знаком с Уложением об уголовных наказаниях. И не желал, чтобы его убийц после разоблачения отправили за решетку. Ибо, находись они в узилище, вряд ли ему удалось бы до них добраться. Нет, Кузьме Петровичу требовалось, чтобы его убийцы оставались на свободе — где он сумел бы поквитаться с ними.
И тут купеческого сына словно бы ударили изнутри по голове те самые чугунные громыхалки, которые со вчерашнего дня истязали его. "Агриппина Федотова", — подумал он. А потом произнес в полный голос: "Зина!". И, сорвавшись с места, выскочил на улицу, где они с Лукьяном Андреевичем оставили пароконный экипаж.
7
Отец Александр Тихомиров твердо решил: он испросит для себя перевода в другой приход. И они с Аглаей туда отправятся, как только это ему позволит здоровье. Лучше всего, чтобы приход находился в какой-либо отдаленной губернии, но главное — чтобы он был подальше от Живогорска. Там, куда не доползут слухи о родственных связях протоиерея с ведуньей-убийцей.
Конечно, они с Аглаей не смогут сразу же забрать с собой Зину. Сначала им нужно будет обустроиться на новом месте. А до этого времени девочка сможет пожить у своей второй бабушки — матери самого Александра Тихомирова, которая, рано овдовев, много лет назад вышла второй раз замуж за богатого московского книготорговца. И теперь, когда тот решил уйти на покой, проживала с ним вместе в его подмосковной усадьбе.
Однако пока что следовало уладить все дела с другой Зининой бабкой: мнимоумершей тещей отца Александра — Агриппиной Ивановной. Когда она объявилась вчера днём у них в доме, бедного священника чуть было Кондратий не хватил. И только одно успокаивало: Агриппина обещала, что завтра — а, по сути, уже сегодня, — она Живогорск покинет. Поэтому-то сейчас в доме протоиерея на Губернской улице никто и не спал: Аглая и Зина собирали Агриппину в дорогу, помогая ей перекладывать её имущество из огромного сундука в два дорожных кофра, которые ей подарила Татьяна Дмитриевна Алтынова. Да и сам отец Александр не ложился, невзирая на просьбы жены и дочери. Устроившись кое-как в старинном вольтеровском кресле, он сидел, держа двери открытыми, в своей маленькой библиотеке, служившей ему также и кабинетом: следил, как мог, за тещей. И — вышло так, что именно он первым услышал на крыльце дома тяжелые шаги. За которыми последовал громкий и размеренный, словно бой часов в полночь, стук в дверь.
Однако на деле полночь миновала три с лишним часа назад. И, когда Агриппина проговорила, распрямившись над своим сундуком: "Кого там ещё черти принесли?", отец Александр вынужден был признать, что ведунья попала в самую точку. Добрые люди вряд ли станут ходить по ночам в гости без приглашения. Хотя — имелась всё-таки одна вероятность, пренебрегать которой священник был не вправе.
— Аглая, отопри! — крикнул он. — Может статься, кому-то из моих прихожан срочно потребовалась пастырская помощь. И они не знают о том, что я нездоров.
— Дочка, погоди! — быстро проговорила Агриппина, и Александр Тихомиров со своего места увидел, как она пытается придержать Аглаю за рукав. — Дай-ка я сначала возьму оберег...
Однако жена священника слушать свою мать не стала: высвободила руку, поспешила к двери, в которую снова постучали, и, ничего не спрашивая, отодвинула засов.
— Вы?! — услышал отец Александр изумленный возглас своей жены. — Так, значит, вы всё-таки вернулись в Живогорск? А тут уж все с ног сбились — ищут вас!.. Особенно переживает ваш...
И тут вдруг голос Аглаи пресекся на полуслове: до священника донесся звук удара, за которым последовал грохот, как если бы что-то ударилось с размаху о стену. Александр Тихомиров попытался привстать с вольтеровского кресла — поглядеть, что случилось. Но его ребра пронзила острая, как мясницкой нож, боль. И он со стоном рухнул обратно на сиденье.
— Изыди! — страшным голосом завопила Агриппина. — Сгинь, нечистый дух!..
А затем послышался испуганный голосок Зины:
— Ох, да что же с вами приключилось-то?..
Никакого ответа протоиерей Тихомиров не услышал. Зато распахнутая дверь библиотеки позволила ему разглядеть ночного гостя: мимо двери тяжкой поступью прошел высокий мужчина в рваном чёрном сюртуке, с всклокоченной бородой и с руками, по локоть выпачканными в крови. Грязно-кровавые следы оставляли на дощатом полу и его босые ноги: никакой обуви на Митрофане Кузьмиче Алтынове, купце первой гильдии, не было.
8
Ивану показалось, что пароконный экипаж вёз его до Губернской улицы — до дома протоиерея Тихомирова — не менее часа. Хотя на деле, должно быть, и десяти минут не прошло с момента, как он отъехал от докторского дома. Иванушка так нахлестывал лошадей, как в жизни не позволил бы себе — когда б ни крайняя надобность. И проклинал себя за то, что столько времени он потерял: не поехал к Зине сразу после того, как получил известие о нападении на доктора Краснова собачьей своры.
Едва доехав до места, купеческий сын выскочил из коляски, бросил вожжи и помчал к крыльцу дома. Крыльцу, на котором лежал прямоугольник света, падавшего из распахнутой настежь двери. Дорожка, что вела туда от калитки, ещё не просохла до конца после вчерашнего ливня. И на мягкой земле отчётливо проступали следы босых мужских ступней.
— Зина! — закричал Иван во весь голос. — Аглая Сергеевна! Отец Александр!..
Никто из тех, кого он звал, не откликнулся. Зато из дома до него донесся
