крови. Пламя взметнулось, приветствуя хозяина. Я беспомощно оглянулась на Мауру и в свете факелов разглядела слезы на ее щеках. Она мотала головой и что-то протестующе мычала, но Мансур отмахнулся от нее, протягивая мне руку.
Я шагнула к нему и, конечно же, не позволила прикоснуться к себе. Боль пылала под кожей, но мои сцепленные зубы не позволяли ей прорваться наружу.
– Мин киен, до чего же ты упряма. Вся в меня, – хмыкнул он и первым шагнул в коридор огня.
Мы шли недолго, всего несколько минут. Когда вдалеке забрезжила ночная мгла, я даже удивилась. Так близко? Куда мог привести меня Мансур?
Но ответ обнаружился, едва я вышла из огня. Мы оказались на высоком берегу реки, в которую Беркуты по моему приказу сбрасывали тела убитых разбойников и предателя-коменданта. Оттуда открывался прекрасный вид на город роз, которым Варосса… была когда-то.
В свете полной луны я различила огненное зарево и клубы черного дыма, что казался чернее самой ночи. Криков людей отсюда было не расслышать, но я точно знала, что город накрыла паника. Сколько же домов горело? Сколько людей умерло в по– жаре?
Нас обступили пятеро незнакомых мужчин. Мансур удовлетворенно кивнул в сторону города и самодовольно признался:
– Давненько я не позволял своей магии разгуляться. Среди наших братьев из Фадаята оказалось несколько ведьмаков, и они с удовольствием помогли мне погрузить Вароссу в пламя.
– Зачем ты это сделал?
Если бы не кандалы, я бы испепелила Мансура на месте за каждый сожженный дом, за каждый погибший в огне розовый куст, но особый металл, будто напоминая о моей беспомощности, впивался в запястья острой болью.
– Это твое наказание. Ты отняла у меня Аждарху, зная, как долго я грезил его свободой, теперь я отобрал то, что было особенно дорого твоему сердцу. Ты так любишь Вароссу. Теперь от роз останутся одни головешки. Мы не всемогущи и никогда не сумели бы сжечь весь город, но устроить пожары в разных его частях нам оказалось под силу.
– Потуши огонь, не губи невинных людей, – взмолилась я, вцепившись в рукав камзола Мансура. – Как мне искупить вину?
– Прикажи Аждархе прилететь сюда и служить мне.
Я замерла, но не удивилась. Предчувствие с первых мгновений подсказывало, чего хотел Мансур. Но как мне призвать Ювху?
– Аждарха сейчас в Белоярове. Как мне ее позвать?
В глубине души я надеялась, что демоница окажется хитрей и изворотливей Мансура, надеялась, что она откажется выполнять его приказы. Я стремилась спасти Вароссу, но не могла не осознавать, что, заполучив власть над Аждархой, Мансур принесет куда больше горя.
– Если царь змей так привязан к тебе, он услышит твой мысленный зов и откликнется.
– Она – царица змей, – буркнула я.
– Мне плевать. Я нуждаюсь в драконе, а его пол – последнее, что мне интересно. Зови, иначе я отправлюсь в Вароссу, и пожары усилятся.
Я закрыла глаза, всеми силами отгоняя мысли о боли от кандалов, о горящем городе, о гибели Эрдэнэ и повторяла лишь одно слово: «Ювха». Вокруг слышались перешептывания незнакомцев, Мансур взволнованно мял шагами пожухлую траву. У меня же никак не получалось докричаться до Ювхи. Демоница не могла читать мои мысли, так как же она могла услышать мой зов?
– Зови настойчивее, – приказал Мансур. Наверняка он увидел, как я хмурилась.
Я звала и звала Ювху в надежде, что та услышит. Просила и молила ее о помощи, но не уловила ни малейшего знака, что она услышала.
– Я не знаю, как ее звать, – наконец выпалила я, распахнув глаза.
– Что ж, значит, сегодня сгорит куда больше домов и людей, чем я планировал. – Мансур равнодушно пожал плечами.
Я, будто завороженная, глядела на клубы дыма, что поднимались к небу, и больше не могла сдерживать злых слез. Мансур знал, как сделать мне больнее. Я и вправду глупа, раз надеялась переиграть его. Ноги подогнулись, и я упала перед ним на колени. Мансур ухмыльнулся и покачал головой.
– Мне плевать на твои мольбы, Амаль. Или Аждарха, или сгоревшая Варосса. Я предоставил тебе выбор.
Я вновь закрыла глаза и отчаянно воззвала к Ювхе. Все вокруг будто замерло. Я молила о помощи, звала и задыхалась в собственных слезах. Демоница не отозвалась, но кожа на левой руке вдруг воспалилась – как раз там, где змея, в которую превратилась Ювха, провела почти месяц. Боль, как от ожога, усилилась, отличаясь от той, что терзала запястья. Я изумленно вздохнула и зубами задрала рукав. На белой коже даже в серости рассвета виднелся алый след в виде змеиных колец.
От Мансура не укрылось мое изумление. Он дернул меня за плечо, вынуждая подняться с колен, и склонился над проявившимся знаком.
– Что ж, Аждарха услышал, – изрек он. – Можем возвращаться к Мауре – она заждалась. Только в твоих силах убедить меня оставить ее в живых.
Я мелко затряслась, внезапно поверив, что Мансур и правда может убить женщину, любившую его столько лет.
– Что я должна сделать?
– Убеди Аждарху служить мне.
Ожидаемо.
Мансур схватил меня под локоть и насильно поволок к костру.
– Потушите пожары в Вароссе! – рявкнула я, оглядываясь на город.
– У нас не было такого уговора. – В голосе Мансура явственно слышалось торжество. – Ты спросила, как тебе искупить вину, и я ответил. О том, чтобы мы потушили пожары, не шло и речи. Но успокою тебя тем, что мы не станем создавать новые.
Я задохнулась собственными ругательствами. Мансур втолкнул меня в костер, который вновь враждебно обжег мое тело, и потащил обратно, к сииру.
– Надеюсь, Аждарха не задержится в дороге, иначе мое терпение оборвется, и Мауру придется убить, – протянул Мансур, явно наслаждаясь превосходством. – Что скажешь, мин киен? Наказание достаточно тебя вразумило?
– Надеюсь, ты умрешь в муках.
– Придется научить тебя почтению. Разве хорошей дочери пристало желать смерти отцу? – глумился Мансур, выталкивая меня из костра. – Уверяю, со временем мы еще станем одной семьей. Ты и я – потомки великих волхатов.
Я успела мельком взглянуть на чадящие факелы и остатки каменного круга, как все вокруг заволокла пелена мглы. Из-за ее завесы донесся голос, которому было просто неоткуда здесь взяться:
– Боюсь, семья Амаль – отныне я, а не ты, ублюдок.
И земля задрожала.
Глава 21
Человек в земле
Амир
Я мягко поцеловал уснувшую Амаль в щеку, вдохнул запах ее взъерошенных волос и блаженно закрыл глаза. Когда-то, словно целую жизнь назад, сладкий