Сын человеческий… если возжаждешь… напоит тебя…
Миша помотал головой, отгоняя наваждение, и взял протянутый стакан.
– А вы?
– А у меня тут одно важное дельце, не обессудь… Не бери в голову, пей… Вот… Вот… Оп-ля!
Спиртово-керосиновая смесь шарахнула по Мишиным мозгам с такой силой, что он едва не завалился набок. Комната заплясала перед глазами, как если бы ее снимал на кинокамеру какой-нибудь свихнувшийся авангардист. Да здравствует утренний аперитив!
– Готов? – спросил гость. – Приступим?
Миша пожелал уточнить, к чему он должен быть готов и что нужно делать, вот только непослушный язык выдавал во рту такие кренделя, что его осмысленная речь оказалась безнадежно исковерканной:
– Г-тов?… Уф… К ч-му г-тов, прс-с-т…?
– Сейчас узнаешь. Ты только не волнуйся. Мы скоренько.
Гость зачем-то спрятал за пазуху пустую бутылку, протер Мишиными носками стаканы, рывком поставил его на ноги и потащил в коридор, бережно придерживая за талию. Миша не сопротивлялся, потому что все его силы уходили на борьбу с усилившимся земным притяжением. Покорно волочился рядом, покорно взял в руку знакомый топорик, протянутый ему на входе в гостиную.
– Вы-ы х…хто? – подозрительно спросил он группу незнакомых парней, возникшую перед его взором.
Прищурив один глаз, Миша сумел определить, что незнакомцев, считая того, кто его похмелил, трое. Потом топорик выпал из безвольно разжавшихся пальцев. Здесь, в комнате, нелепо перевесившись через подлокотник кресла, лежал отец, выпучив глаза в потолок. Так он обычно глядел на Мишу, когда гневался на него. Но раньше при этом не случалось никакого кровотечения.
– Э-э! Вы это что? П-ч-му?
– Тихонечко, тихонечко, – успокаивали его незнакомцы, обступая вокруг. – Папа баиньки. И тебе пора баиньки… Ну-ка, ставь ножку на стульчик… Другую… Теперь на столик. Давай-давай.
Воркуя таким образом, двое затащили Мишу на овальный стол орехового дерева. Массивный, добротный, он даже не скрипнул под ногами взобравшихся на него людей.
Миша все порывался оглянуться на отца, а ему не давали, мягко, но решительно препятствуя этим попыткам. Потом Мише вдруг расхотелось озираться, потому что его пьяное внимание сосредоточилось на петле из капроновой бечевы, раскачивающейся перед самым носом. Бечева показалась Мише знакомой – точно такую он натянул недавно по просьбе матери на лоджии. Только вот зачем петля?
Туманный Мишин взгляд скользнул вверх, туда, куда уходила веревка. Перед глазами поплыла развесистая хрустальная люстра под далеким потолком.
– А? А!
– Хрен на! – сказали ему. – Заткнись!
Придерживая Мишу за волосы, парни набросили ему на шею петлю и заботливо приладили узел под левым ухом. Миша успел протрезветь и рвануться из жестоких рук, но в этот момент тот, который остался внизу, внезапно ухватил его за ноги и потащил на себя, заставив потерять опору. Веревка больно впилась в Мишину шею. На некоторое время он завис над столом, удерживаемый петлей и тем, кто облапил его за ноги. Руки ему не давали поднять стоявшие на столе. Оставалось только хрипеть да дергаться, что Миша и делал со всей пробудившейся в нем энергией. Хватило его на минуту, не больше.
Потом отяжелевшее тело оставили в покое. Полусогнутые Мишины ноги проехались по полированной поверхности столешницы, но встать на них уже не было никакой возможности. Совершенно бесполезными оказались и руки, шарящие в пустоте. Из-за этих конвульсивных движений Миша чем-то напоминал подводного пловца. Или начинающего летуна-левитатора.
Может быть, его тело пыталось имитировать парение освобожденной души? Если так, то человеческая душа – не самый грациозный летун во вселенной.
4
И был день. И была ночь. И – утро нового дня.
И восседал Итальянец за своим рабочим столом, неспешно прихлебывая густой ароматный кофе и просматривая бумаги.
Не «Отчет о реконструкции служб жилищно-коммунального хозяйства за отчетный период», не «Поквартальный расчет прибыли от приватизации госком-имущества» и даже не «Перечень мер по выявлению рентабельных предприятий области». Перед Итальянцем лежали криминальные сводки за истекшие сутки.
Он покуда не обнаглел до такой степени, чтобы требовать сводки от УВД напрямую, ибо это выглядело бы как вмешательство областной администрации в дела правоохранительных органов. Но ведь должны же городские власти иметь представление о криминогенной обстановке? Поэтому, по негласной договоренности, каждое утро во всех районных отделениях милиции появлялись корреспонденты местных газет и подбирали материалы для кровоточащих колонок, отображавших положение на фронтах гражданской войны за светлое капиталистическое будущее.
Бытовыми преступлениями Итальянец не очень интересовался, хотя и в этой навозной куче порой удавалось откопать рациональное зерно. Бывало, свои же «дети подземелья» нагадят, наследят, и тогда требовалось оперативное вмешательство Итальянца. Или отпрыски больших людей пошаливали, и при желании дело можно было повернуть и так, и сяк, в зависимости от ситуации.
Вот и приходилось вникать во всю эту мерзкую бытовуху.
Скорбно вздохнув, Итальянец положил перед собой очередной листок и по мере того, как вчитывался в текст, его холеное лицо темнело все сильнее и сильнее.
«В народе говорят: маленькие детки – маленькие бедки. В дом семьи Д. постучалась большая беда. Великовозрастный сын Михаил Д., безработный тунеядец, зверски убил своих пожилых родителей. Как оказалось, что-то человеческое в его темной душе горького пьяницы все же сохранилось. Ужаснувшись делам рук своих, 30-летний подонок тут же удавился. Как же тут не вспомнить Иуду?»
Итальянец вспомнил не апостола-отщепенца, а Давыдовых. Оставив недопитый кофе, утренние оперативки и дневные заседания, зато прихватив заметку, он помчался в свой театрализованный офис. Его появление там в неурочный час вызвало настоящий переполох среди обитателей, приученных к иному режиму работы главного постановщика. Первые действующие лица АОЗТ «Самсон» принялись лихорадочно перечитывать доверенные им экономические сценарии. Второстепенные исполнители озаботились: не провалили ли они свои эпизодические роли? Массовка изобразила готовность идти за шефом хоть в огонь, хоть в воду.
Но Итальянец не удостоил вниманием никого, кроме спешно вызванного Мороза.
– Вот! – пришлепнул Итальянец растопыренной пятерней злополучную заметку. – Вот твоя охрана Давыдовых! У них побывали люди Хана! Выпотрошили информацию и замочили! Ты мне что вчера пел про посты у давыдовского дома?
– «Младшему поджопник, лучше два, – процитировал Мороз шефа. – А старший никуда не денется»… Но нет никаких поводов для беспокойства. Хан не добрался до Давыдовых. Вы только изложили версию того, что могло бы произойти, если бы не устранение проблемы…
