«Карло»?
— Нет-нет, — сказала Франческа, — она сказала «настоящий Робин», но потом… она посмотрела на него. И он свихнулся. Если бы она была там… если бы она видела…
— Но вы его не видели, синьора, не так ли? На вас не было очков, если я не ошибаюсь.
— Нет, но иногда и не нужно видеть, и вы это очень хорошо знаете…
— Могу я попросить вас снять очки, синьора?
— Да, но… — Франческа сняла их.
— Вы можете разглядеть выражение моего лица?
— Нет, но я… Это несправедливо, вы…
— Наденьте очки.
Франческа надела очки дрожащими руками.
— Вернемся к подарку. По-вашему, это доказательство акта педофилии? Или убийства? Вы когда-нибудь дарили что-нибудь другому ребенку, не своему?
— Но… но почему, если Карло не замышлял дурного, он велел Терезе сказать матери, что плюшевого Робин Гуда подарила ему Анджела?
— Это ваша дочь сказала? Или Бернини?
— Нет, никто из них. Но ясно, что это так. Иначе почему…
— Разве Тереза не могла просто невинно солгать? В конце концов, бедняжка была еще ребенком.
— Ну нет, ну нет, это тут ни при чем… — Франческа была в отчаянии.
— Синьора, прошу прощения, но, с соблюдением всех мер предосторожности, в присутствии психолога, адвоката, всех и всего, что для этого нужно, мы сможем задать вашей дочери пару вопросов? Я говорю это в первую очередь для вас.
— Нет, — голос Франчески стал очень жестким. — Оставьте в покое мою дочь.
— Вы уверены? Не хотите немного подумать?
— Не хочу.
— Хорошо, тогда я спрошу вас. Разве ваша дочь Анджела не солгала и не сказала вам, что мягкая игрушка, леди Мэриан, была подарком Терезы?
— Да, конечно, но… я была… немного подавлена, и… она боялась, что я разозлюсь.
— «Немного подавлена»? В каком смысле «немного подавлена»?
— Я… мы только что переехали из Милана, я никого не знала и…
— Вы страдаете от депрессии, синьора?
— Нет. Нет. Со мной все хорошо.
— Потому что, если вам нужна помощь…
— Нет, нет, нет, я совершенно адекватна.
— Хорошо. Если вы согласны, я задам вам еще два вопроса, или мы можем предоставить в ваше распоряжение психолога. Я говорю это в первую очередь для вас, для ваших девочек, синьора.
— Задавайте.
— Как хотите. Это правда, что ваша дочь солгала о происхождении игрушки леди Мэриан?
— Да.
— Потому что она вас боялась?
— Нет-нет. Это была игра. Игра.
— Тогда, может, обе девочки солгали ради забавы. Просто чтобы посмеяться. Может так быть?
— Пожалуйста, старший сержант, поверьте мне… я знаю. Я знаю это. Убийца на свободе, а в тюрьме сидит невиновный! Поверьте мне!
— Синьора, — Борги положила руки на стол и посмотрела ей прямо в глаза, — в тюрьме нет невиновных, — она сверлила ее взглядом. — Уже несколько месяцев — месяцев — мы собираем и анализируем любые подсказки, которые нам выдают за свидетельские показания разные сказочники! — прогремел ее голос.
— Сказочники? Но я не сказочница, я говорю правду! Разве у вас нет ни капли совести? У нас есть мать, которая должна знать правду о смерти дочери!
— У вас какие-то проблемы с жильцами кондоминиума, синьора Феррарио? Какие-нибудь ссоры с кем-то из соседей?
— Нет, а что?
— Я не должна вам это говорить, но, честно говоря, другие жильцы рассказали мне кое-что, что имеет отношение к вам и тому человеку, которого вы, синьора, называете невиновным. Они лгут?
— Конечно, лгут… но сейчас… какое это имеет значение? Вы хотите сказать, что я хочу освободить его, потому что…
Борги прервала ее.
— Мне все равно, синьора. Даже если это правда, это, по вашим словам, не имеет никакого отношения к расследованию, — она помолчала. — Но, синьора, я дам вам совет, от себя лично. Вы вместе с другими жильцами должны перестать использовать полицейский участок в качестве арены для выяснения отношений, — она сделала еще одну паузу. — И для начала вам с соседями следует прекратить использовать детей для разрешения личных ссор. Расплачиваются за ваши проблемы ваши же дети. А мы теряем доверие общественности и не можем выполнять свою работу. И прежде всего страдает единственный человек, о котором вы должны заботиться: маленькая Тереза.
У Франчески больше не было слов.
— Синьора, — снова сказала Борги. — Закон всегда защищает несовершеннолетних. Если я заподозрю, чисто гипотетически, что вы или кто-то другой из жильцов вашего кондоминиума не в состоянии заботиться о детях, я буду обязана…
— Нет-нет. Пожалуйста. Нет.
— Мое время истекло, синьора. Пожалуйста, уходите, — она ткнула в нее пальцем, и Франческе пришлось встать, но она не понимала, что делает.
— Но… преступник на свободе и… невиновный в тюрьме… и мать, которая…
— Это правда, — сказала Борги. — Это правда, конечно, виновник преступления на свободе. Но в тюрьме нет невиновных, синьора. Мы обо всем позаботимся. Теперь идите. Ради вашего же блага.
Ноги Франчески двинулись сами собой, пронесли ее по кабинету и поднесли к двери. Франческа открыла ее. Обернулась. Старший сержант сидела за столом и просматривала папки, словно Франческа никогда и не заходила в этот кабинет.
8
Перед кабинетом Борги она, будто во сне, увидела, как младший сержант Де Сантис читает Эмме и Анджеле детскую книжку. Малышки казались завороженными. Они подняли головы и улыбнулись маме.
— Спасибо, — сказала Франческа Де Сантису и взяла Эмму на руки, а Анджелу за руку.
— Куда мы идем, мама? — спросила старшая.
— Сейчас скажу, милая, — сказала Франческа, стараясь говорить своим обычным голосом.
Они пошли к выходу. И в том, что все еще казалось ей кошмарным сном, Франческа услышала голос Де Сантиса, окликнувший ее:
— Синьора?
Она даже не обернулась.
— Когда вернетесь домой, посмотрите новости.
Но Франческа шла по коридору со своими девочками — потерявшая слух, слепая. Неожиданно они оказались на улице.
9
Что теперь делать?
Ехать назад, рискуя, что чудовище убьет ее дочерей, потому что они маленькие девочки — и в том их единственная вина, — и ее, женщину, которая знает, что оно существует? Наверное, оно следило за ними. Может, таится неподалеку даже сейчас.
И гнев чудовища будет невообразимым.
Позвонить Массимо, все объяснить, попросить помощи? А если Массимо, как и старший сержант Борги, каки все остальные, посчитает ее просто придурковатой сказочницей?
Обратиться за помощью к соседям? Но они подкупили Массимо и заставили полицию арестовать Фабрицио. Жильцы кондоминиума никогда не поверят ее слову против слова Карло.
Фабрицио, единственный человек, который всегда ей верил, всегда спасал ее, — и тот, кого она предала, — сидел в тюрьме тоже из-за нее.
Единственный шанс — добраться до дома и запереться. Попросить Массимо немедленно приехать. Объясниться лицом к липу.
