Книга Межесвет - Юлия Федорченко

Два взмаха крылом, два узких разреза — и пелена прогнулась под собственной тяжестью, обвисли черные края. Местами антиплоть лоснилась, будто затертый бархат, где-то блестела, как озерная гладь. Витара устремилась к свету, неся на спине двух всадников, один из которых помертвел от страха, пролетела сквозь дыру и яростно вскрикнула, когда смыкающаяся Мана опалила ей брюхо. Птица взъерошила перья и начала бешено вращаться вокруг своей оси, так как это помогало унять боль. Во все стороны летели капли золотистого металла. Шадрен держался из последних сил — он ровным счетом ничего не видел и не представлял своего положения в пространстве. Все смешалось, превратилось в череду мерцающих пятен. Морвена что-то кричала ему, но из-за ветра он не расслышал что.

Руки онемели от напряжения. Экзалтор понял, что разжал их, когда уже летел, кувыркаясь, в пустоту. Его кто-то подхватил, уложил на спину и ласково погладил по щеке. В голове все еще гудело и кружилось, и он с минуту лежал неподвижно, в состоянии блаженного покоя. Где бы он сейчас ни находился, он жив, он не разбился при падении.

Вдоволь насладившись этой отрадной мыслью, он приподнялся на локтях и осмотрелся. Он давно не видел дневного света и автоматически закрылся от него ладонью, но свет его не ранил: Шадрен был молодым вампиром. Над головой простерлось знакомое небо, с обратной стороны антиплоть выглядела как черное зеркало, и, судя по всему, была безопасной. На ней, как на твердой земле, стояли четыре девушки и Нефела. Он не успел подумать о том, что архиведьма, вероятно, тоже отрастила крылья, потому что Морта без малейшего намека на стеснение распахнула малиновую накидку, и меж ее коленей оказался живоглот, сжавшийся от голода в дрожащий комок. Богиня взяла его на руки, погладила по скользкому горлышку: сосуд издал довольное урчание.

Морвене передалась холодная уверенность кайле, и вид у нее был невозмутимый. Нона и Децима негромко перешептывались между собой. В руках у Нефелы было копье: старинное, расписанное замысловатой вязью и покрытое тонким слоем спектры. Она велела всем отойти, и экзалтор попятился, ощутив в ногах внезапную слабость. Архиведьма ударила только раз, сделав прорубь в черном льду, и отбросила копье, превратившееся в бесполезную рухлядь: оно оплавилось до самой рукояти.

Из отверстия фонтаном брызнула Мана. Морвена сдавленно охнула.

Нефела поманила пальцем Морту. Остальным она велела держаться подальше от источника, плюющегося ядом. Живоглот, уловивший запах съестного, рванулся из цепких объятий, и Морта с трудом его удержала. Сосуд увеличивался на глазах, болезненно постанывая. Из раструба потекла зеленая слизь, заливая руки и одежду богини. Она и бровью не повела, не то что поморщилась.

Живоглот настолько разбух, что сумел полностью закрыть Морту от бьющей струи. Ее руки до локтей утонули в складках его кольчатого тела, лицо вдавилось в скользкую бледную плоть, отрезая ей поток кислорода. Грудь пронзило болью, хотя задохнуться она не могла. Нефела направляла поток Маны своей призрачной дланью и постепенно натягивала живоглота на фонтан, как надевают свитер на ребенка. В конце концов их терпение было вознаграждено: живоглот присосался к проруби, делая глотающие движения. Он продолжал расти.

Морта разжала руки и отерла их об накидку, справедливо полагая, что ее работа закончена. В этот момент край склизкого рта не выдержал давления и отошел на какой-то дюйм, из скважины ударила тонкая струя. Богиня не издала ни звука, но все видели, что ее обрызгало Маной. Ее обожгло. Она не хотела оборачиваться.

— Харри? — дрожащим голосом спросила Морвена.

Морта не ответила. Вместо этого она присела на корточки, крепко прижала живоглота к дыре и держала так несколько секунд. Затем они с Нефелой обменялись кивками. Богиня выпрямилась, отошла от проруби и вмиг обернулась черной вороной. Она быстро скрылась с глаз, нырнув в облака, но Шадрен заметил обожженное крыло и участок обгоревшей плоти под правым глазом. У него внутри все сжалось. Сестры Морты были здесь вовсе не ради торжественного эскорта. В случае чего они должны были ее заменить.

Время тянулось невыносимо медленно. Сосуд поглощал Ману, черный лед под ногами стал истончаться и пошел трещинами. Экзалтор не знал, куда себя девать; он сгорал от желания найти девочку и посмотреть, насколько серьезны ее травмы. По глазам Морвены он видел, что она с ним солидарна. Они оба высматривали витару среди облаков, но пострадавшая птица не имела намерения возвращаться. Она не привыкла терпеть боль.

— Мы спустим вас, если не будет другого выхода, — сказала Нона.

Морвена только кивнула. Лед пластами проваливался вниз, вместо черного стал темно-серым и продолжал светлеть. Вся четверка ютилась на маленьком островке с острыми краями, опасно раскачивающемся над бездной. Разрушение не доставляло неудобств Нефеле: в отличие от них, она могла ходить по Мане, как пророк по воде.

Живоглот чавкал и яростно извивался, архиведьме приходилось его придерживать. Твердь под ногами стала похожей на туманное стекло, сквозь него проглядывал купол, окружающий Альдолис, и бескрайняя белая пустошь, которую когда-то пересек Шадрен. Воспоминания об изматывающем путешествии, чуть не забравшее его жизнь, значительно поистрепались. Ему казалось, что с тех пор прошли годы. Чтобы отвлечься от горестных мыслей, экзалтор спросил:

— А что дальше?

Морвена произнесла, не глядя на него:

— Я смогу выполнить только три пункта из пяти. Я не представляю, как собрать осколки времени, разбросанные по мирам, да и на это уйдет не один месяц. А моя плоть смертна. Как ведьма, я ничего не стою. — Она не жалела себя, просто констатировала факт. — И потом, мне нельзя встречаться с Охотником.

— Почему?

Она в отчаянии заломила руки.

— Я не смогу взглянуть ему в лицо. Она не сможет.

— Но разве, — Шадрен помедлил, — часы не отсчитывают время до конца? Сколько они должны пробить? — И потом, тише: — Мы все погибнем?

— Я вообще не должна была вмешиваться.

Это звучало как оправдание. Будто в ответ на ее слабость лед под Морвеной с треском разошелся, и она, судорожно схватив ртом воздух, рухнула вниз. Реакция Шадрена была мгновенной: он поймал ее руку, простертую в мольбе, и одним рывком поставил на твердую землю.

Ведьма взглянула на него с благодарностью. Ей хотелось как-то выразить свои чувства, но она не знала как. Она чувствовала в нем перемены. Они не подходили друг другу, во всяком случае, не как любовники, и от того, что он стал даханаваром, ничего существенно не изменилось. Никакого обмена не будет: Шадрен станет питаться где-то еще. Кем-то еще, уточнила Морвена для себя. Она стала лихорадочно перебирать в уме варианты, сама