— Вот как. Что ж, не могу похвастать, что понимаю, как это все устроено у израильтян, но это не мое дело.
— Что именно увидела Ханна? Она ничего не поняла.
Гертруда засмеялась:
— Она ничего не поняла. Забавно. Она видела, как я разговариваю с Алферондой, и я испугалась, что если вы об этом узнаете, то станете подозрительным. Но, — сказала она, вставая из-за стола, — хватит болтать, сеньор. Мне пора.
— Мадам, вы слишком пьяны, чтобы отправляться из города сегодня. Позвольте отвести вас домой.
Она засмеялась и схватилась за его руку, чтобы не упасть.
— Ах, Мигель, все еще пытаетесь заманить меня в постель.
— Я лишь хочу, чтобы вы живой и невредимой…
— Ш-ш-ш. — Она прижала палец к губам. — Нам больше ни к чему рассказывать истории. Хватит историй. Я должна уехать и должна уехать сегодня ночью. А то, что я пьяна, мне поможет, а не помешает. — Но она не уходила. — Вы помните, сеньор, тот вечер, когда вы попытались меня поцеловать?
Он хотел солгать, сделать вид, что это был такой незначительный эпизод, что он о нем даже не помнит. Но он не стал лгать:
— Да, помню.
— Я сгорала от желания ответить на ваш поцелуй, — сказала она, — и не останавливаться на этом. Я не позволила вам не потому, что не хотела этого, а потому, что знала: вы будете более сговорчивым, если я стану лишь возбуждать ваш аппетит. Такая женщина, как я, должна уметь использовать свои прелести, даже если это означает не использовать их вовсе.
— Позвольте мне проводить вас домой, — снова повторил Мигель.
— Нет, — сказала она неожиданно трезвым голосом, отталкивая Мигеля. — Я сказала, что должна уехать, и уеду. Пора прощаться, иначе мы не расстанемся.
И она вышла из таверны в ночную тьму. Без фонаря. Если и была на свете женщина, способная обмануть грабителей и ночную стражу, то это была Гертруда.
Он долго сидел не шевелясь. Просто сидел и смотрел перед собой невидящим взглядом, пока к нему не подошла хорошенькая девушка и не спросила, не желает ли он чего-нибудь.
— Вина, — прошептал он. — Много вина.
Когда он выпьет вино, когда он выпьет очень много вина и перестанет понимать, что хорошо и что плохо, тогда он пойдет и отыщет Алферонду.
Из "Правдивых и откровенных мемуаров Алонсо Алферонды"
Я, разумеется, не думал, что после одержанной Мигелем Лиенсо победы на бирже все закончится. Я победил, Паридо проиграл, и вкус победы был сладок, но оставался еще и Мигель. Я обошелся с ним жестоко, и он мне этого не простит. Я собирался одурачить его, когда он придет, заморочить ему голову всякими хитростями и фокусами, чтобы он вообще засомневался в существовании такого человека, как Алонсо Алферонда и, уж конечно, в том, что этот человек обошелся с ним плохо. Но Мигель мне всегда нравился, и вдобавок я был у него в долгу. Первоначально у меня не было намерения причинять вред ему или его друзьям. Я просто хотел использовать его как орудие, которое должно было помочь мне достигнуть своей цели, при этом дав ему возможность заработать пару гульденов.
Конечно, никакого вреда от этого бы не случилось. Что плохого в том, если кто-то пустит несколько ложных слухов, если кто-то получит несколько монет в качестве взятки, если кто-то неожиданно заработает несколько монет? Все любят фокусы и фокусников. Поэтому полуголодные крестьяне расстаются со своими заработанными тяжким трудом монетами, когда шарлатаны и цыгане останавливаются в их городках. Все на свете любят обманываться, но только когда они сознательно идут на обман.
Однажды вечером я сидел у себя дома и читал священную Тору. Заметьте, я говорю чистую правду, ибо черем ничуть не уменьшил мою тягу к учению. Вдруг раздался громкий стук в дверь внизу. Вскоре мой слуга, старик Роланд (хотя у голландцев было не принято держать прислугу мужского пола, мне нравились слуги-мужчины, и я не позволю, чтобы нация любителей сыра диктовала мне, кого нанимать), постучал ко мне и сообщил, что внизу стоит "невероятно пьяный португальский еврей", на вопрос о цели визита заявивший, что пришел убить того, кто живет в этом доме.
Я аккуратно отметил в книге место, на котором остановился, и с благоговением закрыл ее.
— Конечно, — сказал я, — впусти его.
Вскоре передо мной стоял пьяный в стельку Мигель Лиенсо, качаясь из стороны в сторону. Я велел Роланду принести нам вина. Я сомневался, что Мигель желает еще вина, судя по тому, сколько он уже выпил, но не терял надежду, что он не откажется и его сморит сон. Когда слуга вышел, я предложил гостю сесть и сказал, что готов его выслушать.
Он с трудом опустился на жесткий стул, ибо в этой комнате я принимал только посетителей, от которых мне хотелось поскорее избавиться.
— Почему вы не сказали мне, что ссудили деньги Гертруде Дамхёйс? — спросил он заплетающимся языком.
— Я ссужаю деньги такому количеству людей, — сказал я, — что, естественно, не помню их всех.
Я не рассчитывал, что эта маленькая ложь обманет его. Сам не знаю, какую цель я ею преследовал. Могу только сказать, к чему она привела. Она привела к тому, что он неимоверно разозлился.
— Черт вас побери! — закричал он, пытаясь встать со стула. — Если вы затеяли игру, я вас убью!
Я почти поверил в его угрозу, хотя при нем не было видно никакого оружия, и я ничуть не сомневался, что мне удастся отразить его пьяную атаку, если дело зайдет так далеко. Тем не менее я поднял руку, чтобы успокоить его, и подождал, пока он снова сядет.
— Вы правы. Я не сказал вам этого, поскольку мне было выгодно, чтобы вы думали, будто она в союзе с Паридо. Теперь вам известно, насколько я рад, что ваш план погубил Паридо, но вам не известно, что моя роль в этом была гораздо большей, чем вы могли бы подумать.
Мигель кивнул, будто вспомнил что-то:
— Паридо инвестировал в кофе до того, как я начал свое предприятие, так? Не он хотел расстроить мои планы, а я хотел расстроить его. Так?
— Так, — признался я. — Паридо занялся кофе на несколько месяцев раньше вас. Утаивать это от вас было не так уж легко, но я велел своему человеку в кофейной таверне не пускать вас, когда Паридо был там. Простая мера предосторожности. У Паридо, конечно, не было такого сложного плана, как ваш план добиться монополии. Он всего лишь планировал манипуляции с опционами на куплю и продажу, и когда вы начали скупать кофе, это угрожало его инвестициям, так же как в случае с китовым жиром.
Мигель покачал головой:
— Так вы заставили Гертруду втянуть меня в торговлю кофе с единственной целью досадить Паридо, а потом от нее отвернулись и предали ее?
— Мне льстит, что вы считаете меня таким изобретательным, но моя роль была гораздо скромнее. Ваша мадам Дамхёйс открыла кофе сама и вовлекла в дело вас, так как думала, что из вас выйдет хороший партнер. Узнав о вашем интересе, признаюсь, я начал его поддерживать, зная, что это нанесет вред Паридо. Время от времени я делал намеки, что Паридо плетет против вас козни. Этим, собственно, моя роль и ограничивалась.
