Ты висишь в ванной, сестра моя.
Это я нахожу тебя, трясу тебя, оплакиваю тебя.
Это мне предстоит вернуть все на прежнее место.
А затем мы понесемся вместе на велосипедах, будем купаться голышом в той воде, которая недоступна другим смертным.
Кролики, истерзанные, прибитые гвоздями к стенам. У них вырваны когти, кровь стекала с их лап тонкими струйками. Некоторые еще живы, их легкие поднимаются и опускаются, доносится писк и стоны. Некоторые провисели долго, их сгнившие тела спускаются до самого пола из сосновых досок.
В углу кровать, использованные белые хирургические перчатки, кушетка посреди комнаты и ряды баночек с химикатами вдоль стен. Баночки с красками, которые, наверное, использовались для того, чтобы нарисовать на стенах цветы. Брызги крови на полу, окровавленные скальпели и вонь, от которой у Зака кружится голова. Он опускает оружие, бросается к окну, откидывает крючок, широко распахивает створку в зеленый внутренний дворик и дышит, дышит, дышит.
Затем снова оборачивается к комнате.
Вот черт.
Как картина Фрэнсиса Бэкона.
Но Веры Фолькман тут нет.
И Туве тоже.
Янне заснул сразу после того, как им позвонил Зак. Малин видела, как он изо всех сил борется со сном на коротеньком участке от развязки на Абиску до Стюрегатан, но потребность организма в сне взяла верх.
Теперь он спит в машине, прижавшись лбом к стеклу. Какие сны тебе снятся, Янне?
Сны о том, как мы были молоды?
И как появилась Туве?
Мы одна семья. Почему мы так и не смогли этого понять, а разбежались в разные стороны, на глазах друг у друга.
Они стоят на лестнице возле квартиры, пьют кофе, который Пер Сундстен купил на заправке в Стонгебру. Карин Юханнисон работает в квартире, ищет улики, анализирует материал.
Свен Шёман тяжело дышит, на лице от усталости пролегли глубокие морщины. Пер и Вальдемар Экенберг молчат, выжидают, у них тоже сонный вид. Карим Акбар держится в стороне, почесывает щеку.
Часы показывают три.
Скоро рассвет начнет гладить крыши Линчёпинга, нашептывать: настал новый день, полуночники, выходите и подвигайтесь в тепле.
Зак тоже усталый, но собранный и серьезный. Он уже в третий раз объясняет:
— Я выломал дверь. Вонь стояла такая — я заподозрил, что в квартире происходит нечто противоправное.
— Все в порядке, Зак, — повторяет Свен Шёман. — К тебе никаких претензий. И все эти химикаты для очистки бассейнов. Это тот человек, которого мы ищем.
— Мы должны найти Веру Фолькман, — говорит Пер.
И никто из собравшихся не комментирует столь очевидный подтекст: мы должны найти Веру Фолькман, потому что тогда мы найдем Туве — Туве, единственную дочь нашей коллеги Малин.
— У кого есть идеи?
Малин трясет головой — не чтобы сказать «нет», а чтобы прогнать сон, и смотрит на остальных. По их глазам видно, как их организм требует отдыха, никто не в состоянии четко думать, они могут пропустить очевидные вещи, так что драгоценное время будет упущено из-за их усталости.
— Желающие могут немного поспать, — говорит Свен Шёман. — Все равно от нас сейчас мало толку.
Никто не отвечает. Все медленно пьют кофе. Чувствуют, как утекает время.
— Проклятье, — говорит Малин, и Свен кладет руку ей на плечо.
— Мы найдем ее. Все образуется.
И в эту минуту из квартиры появляется Карин, держа в одной руке баночку с химикатами и показывая другой рукой на маркировку.
— Эта банка, как и большинство других, закуплена в магазине «Краски Торссона» на Таннефорсвеген. Может быть, стоит поговорить с ними? Вдруг им что-то известно?
Я вижу сон.
Процессия людей, одетых в цветастые одежды, дары в их руках, они идут в храм, чтобы чествовать мертвых. Курится ладан, они поют, их песня полна солнца и света.
Во сне я вижу тебя, мама.
Ты будешь рядом со мной, когда я проснусь.
И ты, и папа.
Сейчас я бегу по открытому полю, потом через лес и чувствую, что ты не все мне рассказала, мама, ты мне что-то собираешься сказать.
Комната, которую я видела, когда просыпалась, тоже присутствует в моем сне.
Она не очень-то красива. Жалюзи, бетонные стены и клетки, на стенах нарисованы цветы, и я снова бегу через лес. Горящий лес, трава гонится за мной, хочет разорвать меня на части, мама, я хочу проснуться, но что-то удерживает меня во сне, резкий запах вдавливает меня в сон без сновидений, мама.
Из сотрудницы справочного все же удалось выбить домашний телефон владельца магазина красок.
«Иногда везет», — думает Малин.
Коллеги смотрят на нее, не видя ничего вокруг, все их внимание сосредоточено на том разговоре, который она ведет.
— Да, Палле Торссон, — отвечает сонный голос на другом конце.
— Это Малин Форс из полиции Линчёпинга.
— Еще раз.
Малин повторяет свое имя.
— Что, ограбление магазина?
— Нет, нам срочно нужна информация об одном вашем клиенте. Фирма «Водотехника Линчёпинг». Вы поставляли им химикаты на Стюрегатан.
Сонливость у собеседника как рукой снимает.
— Эта девушка занимается бассейнами, — говорит Палле Торссон. — Она не болтлива. Но всегда платит наличными.
— Вам что-нибудь известно о ней? Вы поставляли ей продукцию на другие адреса помимо Стюрегатан?
— Насколько я знаю, нет. Но завтра я могу проверить в компьютере в магазине.
— Немедленно, — говорит Малин. — Мы встречаемся у магазина и выясняем это прямо сейчас. Если через десять минут тебя там не будет, я лично вставлю тебе в задницу самую толстую малярную кисть.
Янне просыпается, когда они останавливаются возле магазина.
Часы на панели управления показывают 3.20, дневной свет уже начинает пробиваться сквозь тьму, и чуть заметное ослабление жары, которое ощущалось ночью, исчезло — снаружи наверняка градусов тридцать.
— Где мы? — спрашивает Янне.
— Подожди здесь, — говорит Малин.
— Не буду я нигде ждать.
Магазин красок — специально выстроенное одноэтажное здание, возле входа — ворота для погрузки. «Наверняка большинство клиентов предприятия», — думает Малин.
Владельца магазина Палле Торссона нигде не видно.
— Мы должны держаться вместе, — говорит Янне.
Малин рассказывает, что они обнаружили в квартире Веры Фолькман.
— Вот он едет, — говорит Янне, когда она закончила свой рассказ.
