в барак!
Равнодушно взиравший на эту сцену конвойный не сказал ни слова. В этом страшном месте человеческая жизнь не стоила и копейки. Здесь помогали выжить только поддержка и сплоченность.
Очутившись в тепле барака, подруги раздели Шаткину и уложили на нары, укрыв ватниками.
– Лежи и согревайся. Даст Бог, не заболеешь.
Вечером ее вызвал к себе начальник лагеря.
– Как получилось, что вы упали в воду? – строго спросил он.
Мария Ильинична ответила:
– На мостике образовался толстый слой льда. Мне надо было расчистить его, но я торопилась выполнить норму. Это и привело к несчастному случаю.
Мужчина удовлетворительно кивнул:
– В другой раз будете осторожны. А пока я вас положу в лазарет на пару деньков. Заодно и отдохнете.
Женщина признательно улыбнулась ему. Однако, лежа в изоляторе, она страдала еще больше. Здесь в одиночестве печаль и тягостные мысли наплывали на нее, доводя до изнеможения. В бараке или на работе вместе с подругами по несчатью переносить свое горе было значительно легче.
Отлежавшись в лазарете три дня, она попросилась назад. Начальник ничего не имел против, предупредив, что ее хочет видеть следователь, который сегодня приехал из Севастополя.
Шаткина поняла, о ком идет речь.
– Значит, вы чуть не утонули, милейшая Мария Ильинична? – потирая руки, проговорил Викторов.
Она усмехнулась:
– А вы и рады… Знаете, что-то подсказывает мне: здесь не обошлось без вашего участия.
– Ну что вы! – Он сделал печальное лицо. – Я вовсе не хочу вашей смерти. Однако я не Бог и предупреждал вас… Как вы, наверное, успели заметить, контингент лагеря, за редким исключением, далеко не интеллигентный. Это и понятно. Мы не в институте благородных девиц. Многие из заключенных способны на все. А у вас дочери. Без матери им придется тяжко.
Красные от бессонницы и переживаний веки Шаткиной затрепетали:
– Почему вы не оставите меня в покое? Я же сказала: я ничего не знаю.
– Позвольте вам не поверить. – Анатолий стал мерить шагами комнату. – Говоря о каком-то кошельке, где якобы находятся все необходимые сведения, ваш муж не сделал ни одного пояснения. Из этого вытекает, что вам все прекрасно известно.
Она отвернулась:
– Вы ошибаетесь.
– Не думаю.
Женщина закусила губу. Он заметил ее движение.
– Значит, вы решили не открывать рта? Я правильно понял?
Шаткина кивнула. Викторов ударил кулаком по столу.
– Вы не только дура, но и отвратительная мать. Я еще могу понять, почему вы не дорожите своей жизнью, но равнодушное отношение к дочерям мне претит.
Мария Ильинична продолжала молчать.
Следователь все больше и больше закипал:
– Вы решили не раскрывать рта? Я вас правильно понял?
Не услышав ни слова в ответ, он повернулся к двери:
– Ну, хорошо. Если с вашими дочерями что-нибудь случится, вся ответственность ляжет на вас…
– Не смей трогать моих дочерей, ублюдок! – Как коршун, женщина вцепилась ему в лицо, царапая острыми ногтями.
Морщась от резкой боли, Анатолий заорал:
– Конвойный!
