class="p1">Я прижимаю руку к животу и облегченно вздыхаю, чувствуя, что на нем нет раны. Воспоминания начинают стремительно возвращаться: звуки выстрелов и звон разбитого стекла внизу, Альтьер входит в мою комнату и стаскивает меня с кровати, в его руке нож. Его шепот, обещание, что Данте скоро будет наверху, и он позаботится о том, чтобы я увидела его смерть.
Я прикрываю рот рукой и закрываю глаза, желая отгородиться от всего этого. Даже то, что было потом, может быть, особенно то, что было потом, потому что я не знаю, как к этому относиться. Я не знаю, что я должна чувствовать.
Данте спас меня, он и еще один мужчина, которого я не знала, но который оттащил меня от Альтьера, словно знал, что я важна для Данте. Он пришел за мной, как я и предполагала, но жестокость этого потрясла меня так, что я не знаю, как от нее оправиться.
Не знаю, смогу ли я когда-нибудь перестать видеть кровь и слышать крики Альтьера. Я должна быть в ужасе от того, что сделал Данте, и я в ужасе, но какая-то часть меня также рада. После того, что Альтьер сделал со мной, и что он мог сделать с моим ребенком, я не могу найти в себе силы, чтобы испытывать к нему сочувствие.
Не знаю, что это говорит обо мне.
Медленно поднимаюсь на ноги, оглядываю комнату и думаю, где я нахожусь. Она не похожа на гостиницу, но она даже более роскошна, чем спальня, в которой я проснулась в особняке Альтьера. Я глажу руками мягкое одеяло, оглядываясь по сторонам в поисках подсказок, но в комнате, кажется, нет ничего, что могло бы подсказать мне, кому она принадлежит.
На мне все еще та одежда, в которой я была, когда потеряла сознание. Я медленно встаю с кровати, ожидая, не повторится ли головокружение, но в основном я уверенно стою на ногах. Когда я подхожу к двери, она оказывается незапертой.
Она ведет в коридор, а затем на длинную лестницу. Я нахожусь в особняке, судя по всему, довольно старом, но ухоженном. На стенах висят фотографии, и я останавливаюсь, когда вижу одну из них, на которой изображен подросток, удивительно похожий на молодого Данте, рядом с тремя другими детьми. Один из них, второй по старшинству, очень похож на человека, который помог ему спасти меня.
Должно быть, я нахожусь в доме семьи Данте. Эта мысль вызывает во мне странное чувство, сначала теплоту, что он привел меня сюда, а не в свой пентхаус, что я вижу что-то, что, вероятно, так же близко его сердцу, как мой дом — моему… а затем тугой узел тревоги. Что, если он не позволит мне уйти?
Я не могу представить, что Данте так поступит. Но однажды я сбежала от него, и если он узнает, что я беременна…
Я тяжело сглатываю и продолжаю спускаться по лестнице.
Когда я спускаюсь на нижний этаж, то слышу голоса, доносящиеся из одной из комнат справа от меня. Я следую за ними и попадаю в огромную гостиную с длинными мягкими диванами, стоящими у большого незажженного камина, и массивными окнами, в которые льется свет. На одном из них сидит Данте, слева от него — человек, которого я видела с ним, и они вдвоем тихо разговаривают.
Как только я вхожу в комнату, Данте поднимает голову, и его глаза расширяются.
— Эмма. — Он произносит мое имя так, как еще никто не произносил, и моя грудь сжимается от желания броситься к нему. Я сдерживаю это желание и иду к нему, когда другой мужчина встает.
— Рад видеть, что ты проснулась, — говорит он, глядя на меня. — Я Лоренцо, брат Данте. Я дам вам двоим немного времени.
— Приятно познакомиться. — Я неловко колеблюсь. — Спасибо за то, что ты сделал.
— Я бы сказал, что это не проблема, но… — Лоренцо хихикает. — Я просто скажу, что это стоило того, чтобы увидеть тебя в безопасности. Я знаю, что ты значишь для Данте.
И что именно? Я смотрю на Данте, когда он прочищает горло и бросает на брата укоризненный взгляд, а Лоренцо быстро уходит.
— Эмма, тебе не стоит вставать. — Он подходит ко мне, окидывая меня взглядом, словно убеждая себя, что я действительно здесь. — Как ты себя чувствуешь?
— Немного боль по телу, но в остальном на удивление все в порядке. — Я не могу удержаться от рефлекторного желания снова потрогать свой живот, и глаза Данте следят за этим жестом.
— Я пригласил врача, чтобы он осмотрел тебя. Он сказал, что ты в добром здравии, возможно, в некотором шоке, но в целом все в порядке. Ты и ребенок.
При последнем слове в его голосе что-то смягчается, и у меня в горле встает комок.
— У тебя есть штатный врач и частный мастер по татуировкам? Что еще у тебя есть? — Я тихонько смеюсь, пытаясь разрядить обстановку, но на лице Данте нет ни капли юмора. Он все еще смотрит на меня, как будто боится, что я исчезну, и протягивает руку, проводя пальцами по моей щеке.
— Почему ты мне не сказала? — Тихо спрашивает он. — Ты просто убежала. Почему ты не сказала мне до того, как решила уйти?
Я тяжело сглатываю, отстраняясь от его прикосновений. Я опускаюсь на диван и смотрю на него сверху. — Потому что эта жизнь мне не подходит, — шепчу я. Это честный ответ, и это все, что я могу сказать ему сейчас. — Я не могу быть женой мафиози и не хочу, чтобы мой ребенок рос в такой жизни, с таким насилием и ожиданиями…
Взгляд Данте сужается, совсем чуть-чуть.
— Это наш ребенок, Эмма. Ты не можешь в одностороннем порядке принимать решения без меня…
— Ребенок, которого никто из нас не планировал! Это была случайность, Данте. И я распорядилась им так, как посчитала нужным. В этой жизни нет ничего хорошего для ребенка. Правила, безопасность и опасность. Ожидания, отношение к женщинам и все, что ты делаешь незаконно. Я не смогла бы оставаться собой, если бы была с тобой…
— Я бы никогда не попросил тебя быть кем-то другим. — Данте смотрит на меня, его взгляд умоляющий, как будто он хочет, чтобы я ему поверила. — Я хочу тебя, Эмма, и мы могли бы это выяснить…
— Нет, мы не можем. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, страх снова наваливается на меня и заставляет бежать. Я думаю о том, что видела, о том, как Данте убил Альтьера, о
