и не смог.
Говорил мне наставник известный —
Порешай-ка побольше задач.
А «кулибин», который из местных,
Все в новации тыкал, хоть плачь.
— Наши институтские оболтусы все-таки умницы, такие куплетики придумали. Задорные ребята. Им бы учителей хороших.
— Да-с, коллега, непременно учителя хорошие нужны.
Продолжают напевать вдвоем:
Повзрослел я для всех незаметно,
Стал по жизни чуть-чуть соображать.
Отвечать на вопросы конкретно,
Научился к чертям посылать.
Кто-то шепотом мне за спиною
Прошипел: «Это Гуру как есть».
И тех пор словно нимб надо мною
Кружит глупая слава и честь.
— Вам уже известно, коллега, Гуру одряхлел значительно.
— Да-с, вот какая судьба: дезертир, диссидент, Гуру.
— Я полагаю, он не то и не другое. Думается, мне так кажется, он просто поэт. Молодежи его стихи нравятся. А вот это: «играл на флейте гармонист» чудесно воспринимается.
— Играл на флейте гармонист, — они несколько раз повторили эту фразу.
Пора было уходить. Протокол подписан. Экран погас. В бункере зажгли дежурное освещение. Аналитики неспешно двинулись по длинному, мрачному коридору.
— Не могу привыкнуть к эдакой мрачности. Неужели нельзя света поболее, — проворчал один из них.
— Экономит пионэрия, — поддакнул ему второй. — Военные ушли, остались только мы, да пионэры с Гуру.
— Скоро все уйдут. Забросят сооружение, все быльем порастет.
— Да-с, «се ля ви», коллега, а вот это — «играл на флейте гармонист» останется.
— Я думаю, коллега, что и это уйдет. Законы забвения неумолимы. Это иногда как-то печально, но реалии таковы — все проходит, и стремление гармониста, тщетное стремление улучшить жизнь, сделать ее красивее, к желанному результату не приведет.
— Э… Да вы, коллега, опять декаданс проявляете. Пессимизм, конечно, хорош, но не во всеобъемлющем масштабе. А гармонист заслуживает уважения — бескорыстно, самоотверженно играет и играет на чужом инструменте. Пытается разбудить благородные чувства, не ожидая наград, апплодисметов — это разве не оптимистично?
Мрачный коридор закончился, и они оказались перед бронированной дверью. Датчики сработали штатно, и проход был свободен. В помещении, залитом ярким светом, все располагало к уютному отдыху. Они вежливо раскланялись и разошлись в разные стороны.
* * *
— Они отняли у меня все, — думал он.
Иногда ему казалось, что даже его мысли они сортируют, копошатся в голове, что-то стирают, а что-то добавляют новое. Это мучительное состояние он преодолевал с трудом, и только благодаря воспоминаниям и возможности рифмовать, постоянно занимая мозг поиском новых слов, ему удавалось отвлечься от мрачной действительности.
Когда-то очень давно, когда он мог двигаться и был свободен, ему казалось, что он сильный и могущественный. Он неожиданно появлялся в разных местах и помогал простому люду, устранял несправедливость. Наказывал зло. Так продолжалось несколько десятков лет, и ничего не менялось. Несправедливости не становилось меньше.
— Почему так происходит? — думал он, но ответа не находил.
Ему надоело скрываться, надоело бороться с пустотой, и все чаще и чаще он спрашивал себя:
— Зачем? Зачем мне пытается что-то улучшить, когда этих улучшений никто не ждет? Нет, нет, я не прав. Конкретный человек-одиночка ждет помощи, но общество в целом к этому «деланию добра» в принципе равнодушно.
Снаружи снова появились эти двое.
— Они ухаживают за мной, — подумал он.
Кто они? — он не знал, знал только, что это новая формация — пионэры. Когда-то вначале он поучаствовал в этом проекте. Ему предложили протестировать некоторых из них. Результаты оказались плачевными — феномены не появлялись.
Они тщательно осмотрели его и удалились, он снова остался один. Он читал их примитивные мысли. Его они называли «Гуру».
— Я Гуру. Странно, — подумал он. — Гуру без учеников. А впрочем, пусть будет Гуру.
Ему обещали, что он будет выявлять «уников». Но ни одного уника он еще не выявил. Он вообще уже давно ни с кем не общался. Здесь в приглушенном свете он не мог определиться со временем. Как долго он здесь находится? Он не знал. Не мог определить, что сейчас? День или ночь? Только смены этих двух смотрителей указывали, что время как-то движется. Он смертельно устал. Хотелось заснуть навсегда и больше не видеть и не слышать, не ощущать ничего. Но эти двое приходили и приходили, сменяя друг друга. Недавно он прочел их мысли — проект могут закрыть и его отключить, но что-то им мешает. Он знал, как его можно отключить. И снова полудремотное состояние и рифмы пришли к нему, толкаясь и пытаясь вписаться в какой-либо связный текст:
Гроза давно не грохотала,
Стал безработным пацифист.
Музыка грозно не звучала,
Играл на флейте гармонист…
— Как незаметно возникают противостояния? Сначала нетерпение, потом неприязнь, потом ненависть, — так думал он, а рифмы появлялись вновь и вновь. Он уже плохо помнил — какие слова он рифмовал с гармонистом:
Спокойный ход нас не тревожил,
Предупрежденья не сбылись.
И скрытый звук тревог не множил,
Играл на флейте гармонист.
Мы мелочей не замечали,
И молодежный дикий свист
Был искажением морали,
Играл на флейте гармонист…
Он часто вспоминал ту войну, братков в бункере, дневального-дембеля и капрала. Вспоминал ту никому не нужную, странную бойню. И что-то всё равно ему нравилось в этих воспоминаниях. Что же могло нравиться там, где взрывались «крокодилы» и расплющивали головы «хлопушки»?
Никто не видел — хоть убей ты,
Войнушка где-то занялась.
И гармонист уже без флейты
С винтовкой бродит среди нас…
Двое снова появились за стеклянной стеной. Они проверили приборы. Пришел последний пумпель. Он понял, что сегодня снова будет работать лабиринт.
— Наверное, мне нравились простые отношения братков друг к другу. Вот что мне нравилось там в горах, — он снова вспоминал те, давно прошедшие дни. — Нравилось то, что тебя не бросят, не забудут, даже если тебя убьют, даже если от тебя останется только половина. Странная война. Странная жизнь.
Квартал горел. Лежали трупы.
Смертельно ранен гуманист.
В войне не ласковые звуки —
Играл на флейте гармонист.
— Почему меня не отключают? Надеются, что появятся уники? «Играл на флейте гармонист». Это уже навязчивая идея с гармонистом. Наверное, у меня паранойя. «Играл на флейте гармонист». Что это значит? Что я этим хочу сказать? Это что?
Случайная фраза, не имеющая никакого смысла? А если ее придется объяснять, искать
