я вас кобелей, сразу на Ирию набросишься. А мне за тебя краснеть перед ней потом.
— Благослови, Господь! — склонил Захария голову перед Всевышним, прежде чем удалиться.
— Преклони колено, сын мой, — на полном серьезе велел тот.
Захария тут же преклонил правое колено и опустил голову.
— Колена свои преклоняй только пред Богом своим, ибо он есть Отец твой и перед женой своей, ибо она есть Мать чадам твоим, а главу не опускай ни перед кем! Да будет так! — и с этими словами Господь поцеловал его лоб.
Эпилог
1
Где-то, через неделю.
В тамбуре, у шлюзовой камеры с надписью «№ 11» стояли трое: молодая и симпатичная девушка невысокого роста и светлыми волосами, забранными в «хвостик» на затылке, долговязый молодой мужчина с очками на носу, которые он поправлял ежеминутно и еще один довольно молодого вида атлетически сложенный мужчина с глазами стального цвета.
— Так что там насчет моей просьбы, Левушка? Ты не забыл? — обратился атлет к долговязому.
— Нет, конечно, все выяснил. Полгода назад, за твоей дочерью закрепили ангела-хранителя, вернее ангелицу. Младший лейтенант Алиме Абденнанова.
— Младший лейтенант?! — скептически сморщил лицо тот.
— Да. Ты не смотри, что она пока в невысоких чинах. Я узнавал, несмотря на молодость девчонка — молодец. Из «обращенных», профессиональная разведчица. Если уж она взялась, то можешь спать спокойно, она твою девочку не упустит. Будь у меня на Земле дочь, я непременно бы обратился именно к Алиме.
— Спасибо, Михалыч, — едва ли не впервые за время обратился атлет к Левушке по отчеству, — надеюсь, что твой оптимизм имеет прочную фундаментальную основу.
— Не сомневайся. И все же, Захар, может быть, ты передумаешь? Ну что тебе даст эта командировка? Ну, поживешь ты рядом с ней, лежа на половичке, ну, вырастет она, состарится, может даже и к нам попадет. Она уже будет совсем другой. Совсем не той, какой ты ее знаешь сейчас. И потом, как ты собираешься ее делить с Кругловым, который на нее, кстати, чисто биологически, имеет куда больше прав, чем ты?
— Несущественно, — отмахнулся тот, кого звали Захаром, — как-нибудь поделим. Сейчас — главное, быть рядом с ней, в наиболее сложные для нее времена. Ради меня она не жалела ни своего здоровья, ни жизни. Поверь, это дорогого стоит. Я желаю тебе найти такого же спутника. Впрочем, мне кажется, он у тебя уже есть, не так ли? — хитренько прищурился он, оглядывая Вершинина с ног до головы. Майор разом покраснел и принялся лепетать нечто невразумительное, типа, что все это не так, а если и так, не правильно понято, а он белый и пушистый никому ничего такого не обещал, и вообще все это выдумки. Потом, спохватившись, что своими речами только отнимает время у той, для которой эти последние минуты на вес золота, резко заткнулся, и отвернувшись отошел в сторонку.
Захария придвинулся к девушке вплотную, взяв ее узенькие ладошки в свои руки, где они полностью и скрылись.
— Дорогая Ирия, — обратился он к ней и тут же запнулся на мгновенье, но потом справился с собой и продолжил, повторив сызнова. — Дорогая Ирия! Я давно уже хотел тебе сказать, но все не решался. Да ты и сама уже, наверное, догадываешься, что я хотел сказать.
Ирия опустила голову с чуть подрагивающими от волнения ресницами, но ничего не сказала, отдав инициативу говорившему. Он понял это как ожидание его дальнейших слов, поэтому продолжил:
— Я хотел сказать, что за почти четыре тысячи лет не смог найти девушку, которая бы завладела моим сердцем так, как это сделала ты. Я хочу сказать тебе, что люблю тебя и прошу выйти за меня замуж…
— Ты считаешь, что сейчас самый подходящий момент для подобных признаний? — тихо спросила она, не поднимая головы.
— Другого момента, в ближайшие 10–12 лет, мне вряд ли удастся найти. Я хочу уйти в этот последний поход, зная, что на далеком-далеком берегу меня будет ждать та, для которой я хоть немного не безразличен.
— Когда отец узнал, что ты опять отбываешь в командировку, чтобы спасти свою дочь, он сначала задумался, а потом сказал, что ты правильно все сделал. А высокие чувства всегда проверяются разлукой…
— У тебя умный отец.
— Да. Он так же говорит про тебя. И я понимаю его, когда он уходит и возвращается с очередного задания, а мать все свободное время стоит у окна и ждет, ждет, ждет.
— Десять-двенадцать лет пролетят незаметно, как один вздох…
— Лишь бы он был не последним, — перебила она его. — А я, как и моя мать жду тебя уже много-много лет, стоя у окна.
— Помнишь, я подарил тебе зажигалку и сказал, что она со смыслом?
— Конечно. Она всегда при мне теперь.
— Ты и сама догадываешься о ее смысле, но я все же скажу. Он, Стойкий и Оловянный, прошедший сквозь сражения и потери, и она прекрасная и воздушная, прыгнувшая к нему в пламя камина, сгорают в нем, превратившись в один кусочек оплавленного металла. Но это в сказке. А я хочу, чтобы у нас тобой было, как в этой зажигалке. Мы — горящие в пламени взаимной любви горя душой, не сгорали телом. И чтобы так длилось вечно. Твои руки обвивают мою шею, я мои твой тонкий стан.
— Ух, ты, как красиво! — выдохнула она, подняв к нему свою голову.
— Тогда, скажи: согласна ли ты быть моей Прекрасной Балериной до конца моей жизни?
— Почему только твоей?! Нашей.
— Тогда, держи, — правильно поняв ее последние слова, сказал он, доставая из нагрудного кармана маленькую коробочку.
— Что это? Мне? — спросила она чуть кокетливо, но ушки у нее при этом порозовели.
— Открой.
Девушка открыла коробочку. Там на бархатном язычке подставки сияло, переливаясь всеми цветами радуги колечко.
— Обручальное?! — дрожащими губами спросила она.
— Нет. Заручальное.
— Как это? — недоуменно поинтересовалась она.
— У мамы спросишь. Она наверняка знает.
— Скажи сейчас. Ну, пожалуйста!
— Его со сватами посылает жених той, которую хочет взять замуж. Если невеста не согласна выйти замуж, она возвращает его жениху.
— А если согласна?!
— То надевает его на безымянный палец правой руки. А когда выходит замуж, то меняет его, уже на обручальное.
Ирия не говоря ни слова надела кольцо на указанный Захарией палец.
— Спасибо, — прошептал он ей в самое ухо. — Я хотел, чтобы ты меня провожала в звании официальной невесты.
С этими словами, он притянул ее еще ближе к себе и обнял, намереваясь завершить начатое, поцелуем. Она на целое мгновенье расслабилась в его сильных руках и ноги