На плечи накидывают тяжёлую бордовую мантию, испещрённую золотыми коронами и отороченную соболевой опушкой. Ужасная нелепость, учитывая жаркую погоду. В довершение поверх облачения вешают тяжелую цепь с символом моей династии — огромным куском золота, которым, при желании, можно убить… Перед глазами появляется некрасивый Ивор с размождённым Иверийской короной черепом, и я истерично всхлипываю, то ли от смеха, то ли от горя…
В регалиях я как никогда чувствую себя девчонкой, слишком рано лишившейся родителей. На глазах наворачиваются слёзы, когда я вспоминаю тот день, когда впервые их примерила. Посла, стоящего рядом с накрытым бордовым знаменем гробом. Полные растерянности и ужаса глаза, которые он прятал и отрывные, сухие слова сообщения: «Ваш отец, король Ирб Иверийский погиб в опасном путешествии к городам Тимберии». И мне не верится и хочется кричать: «Не может быть! Как же так? Мой папа обладал магией времени, он бы не позволил себе умереть, не оставил бы меня одну!»
Чьи-то руки пытаются забрать у меня кролика, но я крепко держу его, как будто это он — то самое воспоминание.
— Хвостик! — прижимаю крепче пушистика.
Огромные, крупные слёзы катятся по моим щекам, и я начинаю всхлипывать. Потом и вовсе — плакать в голос, реветь над своей участью и необходимостью делать то, чего мне не хочется. Дипломатический консул смотрит испуганными глазами, не может поверить, что я сяду на трон в обнимку с животным. Но я — королева! Могу пожелать обниматься с кем пожелаю ещё целый месяц, пока не будет назначена даты свадьбы. А потом… потом лягу с мужчиной, которого я не люблю, не знаю и знать не хочу! Бедный кролик бьёт лапками, и я чуть не роняю его. Стятазель пытается повторить попытку консула разлучить меня с малышом, но я зло отпихиваю его, зарываюсь лицом в мягкую шёрстку, позволяя рыданиям вырываться.
— Позовите Мирасполя, — шепчет консул стязателю, и тот, ругаясь, выходит в тронный зал.
Со мной случается настоящая истерика, и я даже не знаю, как её остановить. Надеюсь только, что распухший нос и красные глаза отпугнут князя Ивора, и он убежит в ужасе обратно в свой суровый край. Смеюсь сквозь слёзы и снова плачу.
Моя мать, благородная Анна Иверийская, лишила себя жизни только чтобы не принадлежать нелюбимому. Она увековечила свои чувства в книгах и легендах, в балладах и сказаниях. А я трусливая маленькая королева, которая идёт на поводу у советников и консулов, принимая навязанный брак.
— Принесите вина и успокоительные капли, — отдаёт приказ знакомый и такой родной голос.
Замечаю высокую фигуру экзарха в темноте коридора и подбегаю к нему, расталкивая свиту.
— Смотри, Мирасполь! — осторожно достаю кролика из под мантии. — Это Хвостик. Магистр Ирмол научил меня смешивать магию, если к ментальной добавить капельку, — перехожу на шёпот. — Капельку моей магии, то иллюзия может держаться вечно…
— Лауна, — мягко перебивает экзарх. — Кроликов тебе привезли для других целей, ты же помнишь об этом?
— Я помню, — в миг погрустнела я. — Но они такие милые, у меня рука не поднимается.
— Ты должна научиться беречь себя и продлевать жизнь с помощью кровавой магии, — наставляет Мирасполь. — Ты — единственная и последняя королева из Иверийского рода, самое главное сокровище королевства. А королева должна заботиться о Квертинде и квертиндцах, а не о кроликах.
— Как Лауна Неотразимая? — я поднимаю глаза на Мирасполя.
Его лицо близко-близко, чёрные радужки почти вытеснили белок из глаз кровавого мага. И они даже прекраснее пионов.
— Как Лауна Неотразимая, — тяжело вздыхает Мирасполь, забирая из моих рук Хвостика.
Кролик боится кровавого мага и тихонько пищит, хватаясь за меня лапками.
— Обещаю, Ваше Величество, что ему не причинят вреда, — Мирасполь непреклонен, и даже несколько нежен с Хвостиком.
Я успокаиваюсь и передаю ему питомца. Если и можно кому доверить самое ценное, то только ему.
— Жорхе, — экзарх подзывает стязателя и громко, чтобы я слышала, отдаёт приказ. — Береги Хвостика, как саму Лауну Иверийскую.
Я тихонько хихикаю, прижимаясь к Мирасполю, но вдруг подпрыгиваю от внезапного звона. Резкий звук бьющейся посуды и лязг серебряного подноса заставляют всю свиту обернуться к неуклюжей служанке, явившейся с вином и лекарствами.
— Простите, Ваше Величество, — бросается ко мне девчонка, но её ловит за шиворот стязатель, не позволяя приблизиться.
Ставит рывком, очень неприлично ощупывает, проверяет браслеты из ризолита на чистых, но в кровь сбитых руках прислужницы. Девчонка причитает, хлюпает носом, размазывает слёзы и сопли по лицу. Ещё совсем ребёнок, не больше пятнадцати лет. Я недовольна тем, что моё объятие прервали, да ещё и жуткое винное пятно расплывается на белом мраморном полу, как кровь.
— Как тебя зовут, растяпа? — кивком приказываю подвести её ближе.
— Элигия, Ваше Величество, — девчонка неловко склоняется, оттопыривает покатые бёдра.
Мне она не нравится. Правильные черты, раскосые глаза и полные губы. Женственная фигура даже в таком нежном возрасте. Слишком… красивая. Но грязная, в рваном платье и босая. Как её допустили ко мне? Я не помню имён прислуги, но всех знаю в лицо. А эту вижу впервые.
— Я с нижней кухни, — словно угадывая мои мысли, оправдывается девчонка. — Остальные заняты ооо, — хлюпает мокрым носом. — Оообслуживаем гостей в тронном зале.
— Принеси ещё капель, — отворачиваюсь, теряя интерес. И вдруг натыкаюсь на взгляд Мирасполя, обращённый не ко мне, а к этой… — Хотя нет, — резко передумываю и обращаюсь уже ко всем сразу: — Уберите прочь эту недотёпу. Прочь из моего замка!
— Красивая, — стязатель держит служанку за подборок, демонстрируя всем девичье лицо.
Да как он смеет? Говорит так, будто выказывает сомнение в приказах своей королевы!
— Кирмос, — обрывает Мирасполь. — Ты слышал приказ Её Величества. Если понравилась, можешь забрать в Варромар. Только держи подальше от столицы.
Стязатель кивает, и только сейчас я понимаю, что это Кирмос Блайт. Тот самый что, кажется, нравится моей лучшей фрейлине…
— Нет! — снова приказываю я. — Пусть Тезария решит, что с ней делать.
Отворачиваюсь, считая обсуждение исчерпанным. Краем глаза замечаю, как Тезария подходит к стязателю Блайту, улыбается, встряхивает чёрными кудрями, что-то шепчет… И на душе становится легче без успокоительных капель. Лауна Неотразимая думает не только о себе!
— Ваше Величество, — Мирасполь берёт меня за руку. — Мы не можем больше медлить, князь Ивор и гости заждались вашего выхода.
— Да, — я крепко сжимаю его ладонь и обращаюясь к охраннику с кроликом на руках. — Вы позаботитесь о Хвостике, пока меня не будет, стязатель?…
— Жорхе Вилейн, — подсказывает он, едва удерживая рвущегося из рук в бордовых перчатках малыша. — Буду защищать его ценой собственной жизни.
