жизнь на Марсе тяжела! Но Шестислойный раствор от „Саше Гхош“ сохраняет мои эфирные клеточные масла в гармонии, несмотря ни на что! Теперь я могу работать и играть с тем же усердием, что и вся планета»!
– «Саше Гхош» обанкротился, – сухо произнес голос. Створки лифта отворились, явив грязное, плохо освещенное нутро. – Лучше заходите внутрь.
Это была долгая, скучная поездка наверх. Служебные лифты «Ареса Акантиладо» покрывали вдвое большую высоту, но здесь двигатели были старыми и медленными, а обзорных окон в конструкции не предусмотрели. Как и во всех постройках до появления Мембраны инженеры в первую очередь думали о давлении, поэтому они проложили туннель в скале и плотно все запечатали. По бокам кабины стояли жесткие пластиковые сиденья, а на стенах висели дисплеи, явно предназначавшиеся для того, чтобы развеивать скуку пассажиров в пути. Похоже, их не включали десятилетиями.
Я сел на одно из неподатливых сидений и принялся составлять перечень болячек и ушибов, все еще досаждавших мне после аварии на Гингрич-Филд слабым жаром и покалыванием от заживающих ран на голове. Назовите это платой за победу, если хотите, – думаю, Джесика и ее усопшая команда похитителей согласились бы со мной, в каких бы тенях за завесой Инти они сейчас ни обитали.
Я закатил глаза от такого самоанализа: возьми себя в руки, оверрайдер. Чтобы хоть чем-то заняться, я принялся высматривать на легированных панелях вмятины и царапины, затем сверлить взглядом решетчатый пол под ногами до тех пор, пока тот не стал расплываться у меня перед глазами. В конце концов я решил заново пережить свои затуманенные трубочным зельем беседы с Ниной Учаримой.
Да, у них тут на самом краю есть одно местечко, старая обсерватория. Он иногда наведывался туда, когда был помоложе…
А перед тем, как исчез, он там не появлялся?
Было дело. Ходил несколько раз. Сказал, что хочет послушать лекции, которые они читали…
Довольно зыбкая основа, но ничего лучше у меня не было.
Ты что делаешь?
Я… э-э-э… дергаю тебя за волосы…
А вот не надо. Просто трахни меня, оверрайдер. Трахни своим большим членом, заставь меня, блядь, кончить.
Я кисло улыбнулся и эти воспоминания постарался отбросить прочь. Но у глубоких программ было иное мнение. Длинная стройная спина Учаримы и приподнятая задница, виляющая перед моим носом.
Ее беспокойный язык и пальцы…
Ее ненасытный нагорный голод и драйв.
Знаешь, ты трахаешься и вполовину не так хорошо, как Пабло, но кое в чем ты все-таки на него похож.
Я совсем не похож на Пабло Торреса, Нина.
Ничего общего, по всей видимости, кроме отвращения к музыке «Приговорен к аду Разлома».
Лифт заскрипел и, дернувшись, остановился. Я вытряхнул из головы воспоминания и встал. Створки с лязгом разъехались. Прямо перед лифтом стояла сурового вида молодая женщина. Она заглядывала внутрь с опаской, словно я мог быть образцом какого-нибудь кусачего вида. Она носила скрывающую глаза тонированную гарнитуру и держалась с самообладанием, которое показалось мне плодом боевой подготовки. Ее правая рука небрежно лежала на чем-то маленьком и гладкометаллическом – я бы поставил на одноразовую липкую бомбу-дергач.
Я решил трактовать это как комплимент.
– Мистер Вейл, – она махнула другой рукой. – Добро пожаловать в Учебный приют Сакрана. Распорядитель Риверо примет вас лично. Следуйте за мной.
Мы шли по мрачным заброшенным коридорам, где тишина давила, словно пыль. По обеим сторонам на равных интервалах друг от друга располагались старомодные герметичные двери, настроенные на перманентно открытое состояние, они вели в комнаты, где, казалось, почти ничего не было. Архитектура буквально кричала, что в эпоху Поселения безопасность ставили превыше всего – усиленные крепления на потолках, тяжелые секции стен, мрачные намеки на разделяющие аварийные переборки, подвешенные в каналах над головой и готовые в любой момент рухнуть и перекрыть отсеки, правда, никто в Долине в этом не нуждался уже лет сто. Древние системы реагирования на человеческое присутствие время от времени пытались освещать нам путь: когда мы проходили мимо, тут и там слабо мерцали встроенные лампы, скрытые за грязными легированными панелями. Уже довольно давно их заменили широкими горизонтальными мазками сияющей краски, которые кто-то провел по полу и протащил по каждой стене примерно на высоте плеча.
Казалось, с тех пор здесь никто больше не появлялся.
– Смотрю, вы тут по максимуму используете свободное место, – заметил я, когда мы проходили мимо третьей пустой комнаты.
Женщина окинула меня быстрым взглядом.
– Мы не часто пользуемся этими уровнями.
Коридор заканчивался еще одной герметичной дверью, на этот раз широкой и двойной, со сцепленными зубцами по краям. Обе створки были наполовину приоткрыты, левая сильно накренилась. За ними открывался неглубокий спиральный проход на уровень выше. Мы поднялись наверх, в то, что, как я догадался, раньше было главной наблюдательной камерой за посадочной площадкой.
После сумрака коридоров внизу казалось, будто кто-то снял с глаз крышку. Десятиметровые потолки, открытое командное помещение и широкий обзорный иллюминатор, который тянулся почти от пола до потолка и занимал большую часть фасадной стены. Через него с высоты пятидесяти метров открывался вид на некогда нетронутое нанобетонное пространство с точно отмеренными отметками для орбитальных челноков и мишенями для одностороннего спуска грузчиков.
Теперь слабый марсианский ветер перекатывал по площадке кипящие облака тонкозернистой реголитовой пыли, приглушая слабый вечерний свет и гоняя беспокойные змейки песка по еще оставшимся пятнам голого нанобетона, добавляя их к дюнам, которые уже похоронили под собой все вокруг.
Стройная одинокая фигура стояла перед иллюминатором, скрестив руки на груди, словно защищаясь от холода. Он не обернулся, когда мы приблизились.
– Это оверрайдер, – сказала моя сопровождающая.
– Спасибо, Серена. Можешь нас оставить. Меня заверили, что мистер Вейл не представляет угрозы. Очевидно, он на пенсии. – Риверо повернулся к нам лицом – темные ястребиные черты лица, аккуратно подстриженная бородка, нарочито тяжелая гарнитура в стальной оправе, жесткие темные глаза. – Не так ли, мистер Вейл?
– Я здесь только для того, чтобы задать несколько вопросов, – согласно кивнул я. – Ничего такого, что могло бы помешать революции.
Серена резко посмотрела на меня перед уходом. Риверо заметил ее взгляд и пренебрежительно покачал головой. Он следил за тем, как она спускается по спиральной лестнице, пока Серена не скрылась из виду, затем снова повернулся к окну и уставился на бурлящую пыльную бурю.
– Признаюсь, я немного удивлен, что вам разрешили сюда прийти, – тихо сказал он. – И не обольщайтесь, я решительно возражал против этого.
– Значит, мне повезло, что вас никто не слушает.
Он повернулся ко мне.
– На пенсии или нет, вы когда-то были оверрайдером. Вы знаете,
