Поговорить надо.
Альгидрас замер и поднял взгляд на Миролюба.
– Сядь, где сидел! – прозвучал отрывистый приказ.
Я вздрогнула, но на меня никто не обратил внимания. Мужчины смотрели друг на друга. Альгидрас нехотя подчинился, медленно опустившись на лавку. Миролюб развернул к себе вторую лавку и подтянул ее так, чтобы сесть напротив. Я несколько мгновений смотрела на Альгидраса, прикидывая, можно ли оставить их одних, не наломает ли упрямый хванец дров, а потом поняла, что все равно придется. Женщина здесь не имела права вмешиваться в дела мужчин. То, что Всемиле давали много вольности дома, не означало, что я могу пренебрегать правилами. Тут и так хватало тех, кто плевал на эти самые правила. Я вздохнула и тихонько направилась к двери во Всемилины покои. Но не успела я сделать и пары шагов, как Миролюб ловко перехватил меня за пояс, и уже через миг я сидела на его колене, прямо напротив Альгидраса. Я пискнула от неожиданности, но решила этим и ограничиться, потому что понятия не имела, чего добивается Миролюб. Альгидрас молча проследил за этим маневром и выжидающе посмотрел на княжеского сына.
– Смуту ты вносишь в Свирь, хванец. До того уж дошло, что дружинники Радима за его спиной у меня подмоги просят.
– От меня избавиться?
– Угадал, хванец. Не хотят они новых порядков. Смута от них. С податями хорошо вышло, не спорю. И другое все хорошо бы вышло, коль не презирал бы ты богов наших.
– Я не презираю ничьих богов, княжич. Даже кварских.
В комнате повисла напряженная тишина. Я чуть пошевелилась, впрочем, не пытаясь встать, а лишь устроилась удобнее. Но Миролюб тотчас отреагировал, сжав мою талию и притянув ближе. Я не понимала, чего он добивается, но послушно замерла.
– За такие слова можно и у позорного столба оказаться, хванец.
Я вздрогнула оттого, что позорный столб упоминался сегодня уже не в первый раз, а Альгидрас спокойно произнес:
– Я не презираю богов. Ничьих. Потому что это глупо. Это боги. И люди живут их волей. Это все равно что презирать море.
– Красиво баешь, – усмехнулся Миролюб. – Только Радиму от этого добра нет.
– Миролюб, – я попыталась пошевелиться, но Миролюб сжал мой бок и не позволил сдвинуться с места.
– Помолчи, ясно солнышко. Помолчи. Не делай хуже.
Я глубоко вздохнула и посмотрела на Альгидраса. Он перехватил мой взгляд и снова посмотрел на Миролюба.
– Чего ты хочешь, княжич?
– Справедливости, хванец!
– Меня у позорного столба?
– Сперва.
– Миролюб, – снова подала голос я, и снова он сжал мой бок так, что я поморщилась.
– Ты заслуживаешь большего, чем позорный столб. По нашим законам.
– Да вы с ума тут сошли, что ли!
Я соскочила с колен дернувшегося от моего возгласа Миролюба и повернулась к нему. Редкий момент, когда я могла посмотреть на него сверху вниз. В зеленых глазах плескалось удивление.
– Ты требуешь наказания всего лишь за то, что он ушел к Помощнице Смерти? Это справедливо, по-твоему?
– Избаловал Радим, – пробормотал Миролюб, глядя на меня все так же с удивлением. – Ох избаловал.
– Радим здесь вообще ни при чем! – взорвалась я. – И хватит меня затыкать! Почему Злате можно поперек говорить, а как я, так сразу «избаловали»?! Сам сестре позволяешь верховодить!
Я еще не договорила, а уже пожалела. Во-первых, потому что я на самом деле так не считала. Потакание сестре со стороны Миролюба отнюдь не выглядело слабостью, скорее, трогательной уступкой. А во-вторых, потому что я ляпнула непозволительную дерзость мужчине. В этом мире… Это чем-то карается тут?
– Она не в себе, княжич! Перенервничала на торгах, – зачастил из своего угла Альгидрас. – У Златы спроси. Такое с ней бывает. Отпусти ее сейчас к себе.
Я нервно оглянулась на Альгидраса. В его глазах сквозил страх, ничем не прикрытый, настоящий. И это не было игрой: я чувствовала, что он на самом деле испуган. Его не испугал разговор о предстоящем наказании для него самого, сейчас же он нервно привстал со скамьи и, когда наши взгляды встретились, отчаянно замотал головой.
– Сядь, хванец, – окликнул его Миролюб, но Альгидрас все же встал с лавки.
Я понимала, что перешла границы, но почему-то не чувствовала угрозы от Миролюба. Я все же не боялась его по-настоящему. Потому что… Меня осенило. Потому что он любит Всемилу и не причинит мне вреда. Точно так же, как крутой нравом Радим никогда и ни при каких обстоятельствах не причинит вреда Злате. Я четко это понимала, а Альгидрас – нет, поэтому я лишь мотнула головой в сторону Альгидраса, чтобы он не вмешивался, и шагнула ближе к по-прежнему сидящему на скамье Миролюбу. Его взгляд был настороженным, и на лбу залегла морщина. Я понимала, что мужчина в этом мире не может стерпеть оскорбление от женщины, тем более в чьем-либо присутствии, но почему-то снова вспомнила, как Миролюб покорно стоял, прислонившись к дереву, и, несмотря на явное недовольство, ждал, что решит Злата. Он был способен уступать из любви, даже на глазах у кого-то. И кажется, не считал это слабостью.
– Миролюб, – я шагнула еще ближе и коснулась его руки. Он не отдернул руку, позволив нашим пальцам переплестись. – Прости за то, что я сказала. Я не хотела тебя обидеть. Мне просто тоже обидно. И кажется несправедливым наказывать Олега за поход к Помощнице Смерти.
Миролюб несколько секунд молча смотрел на меня, разглядывая будто диковинный цветок. А потом медленно произнес:
– Дело не в Помощнице Смерти, Все… мила, – имя он произнес почему-то с заминкой. – Олег нарушил прямой приказ воеводы, воеводе с ним и разбираться. Но он убил воина из моей дружины, и за это я могу казнить его безо всякого суда.
– Что? – я неверяще оглянулась на Альгидраса.
Тот, нахмурившись, посмотрел на княжеского сына.
– Он и жив еще лишь оттого, что побратим мужа моей сестры.
– Аль… Олег? – я снова посмотрела на хванца. – Но как?
Альгидрас по-прежнему молчал, разглядывая Миролюба, словно прикидывая, что тот еще знает. И мне очень не понравился его взгляд.
– Этот разговор не для женских ушей, – наконец подал голос Альгидрас. Он снова говорил с сильным акцентом, и я ощущала исходившее от него напряжение.
– Твоя правда. Но я не хочу выглядеть лютым зверем в глазах суженой, – не отрывая от меня взгляда, улыбнулся Миролюб. И до того пугающей была эта улыбка, что я едва не отшатнулась.
– Подождите. Какое убийство? – пролепетала я. – Олег убил кваров на корабле. Там же не было твоих людей, верно? Среди кваров?
– Олег убил одного из моей дружины вчера ночью в Свири, – холодно откликнулся Миролюб, сверля хванца взглядом.
Он выпустил мою руку, и от меня не укрылось, что его ладонь, вроде бы расслабленная, скользнула к поясу и замерла на бедре, как раз там, где висели ножны с кинжалом.
– А как ты узнал об этом, княжич? – негромко спросил Альгидрас. – Сам видел?
Миролюб прищурился.
– Фонари! – осенило меня. – Ты сказал не ходить потемну, коль фонари не горят. Ты знал, что они не горели.
Я отступила от Миролюба и покосилась на его руку, сжавшуюся в кулак. Вряд ли он убьет кого-то из нас в доме матери воеводы, но все же.
– Умна у меня суженая. Что скажешь, хванец? Ох умна.
И это почему-то не прозвучало похвалой.
– Я не убивал твоего воина, княжич, – ровным голосом сказал Альгидрас. – Ранил, да. Но он ушел живым. Убил его кто-то еще. Тот, кто также не спал той ночью.
Миролюб медленно встал, уже откровенно положив руку на рукоять кинжала. Я вздрогнула. Господи, если он выхватит оружие, никто и ничто не сможет ему помешать.
– Ты только что обвинил в убийстве человека княжеской крови, хванец? – мягко спросил Миролюб, не сводя глаз с Альгидраса. – Тебе надобно было лучше учить наши законы. Я волен убить тебя прямо сейчас. Князь и его кровь владеют здесь всем. И этот дом принадлежит князю, и эта женщина, хванец.
Миролюб указал на меня. Ну, хоть рукоять кинжала выпустил, и то радость.
– Я предпочитаю принадлежать тебе, а не князю, – нервно усмехнулась я, коснувшись руки Миролюба. Ощущение было таким, будто я тронула камень.
Миролюб повернулся ко мне и несколько секунд смотрел в глаза.
– Он – побратим
