бы вся радость и даже горе в ее жизни были связаны только с ним. Он понимал, что это все очень глупо и смешно, и даже признаваться кому то в таком невозможно, – но, он хотел всецело владеть любимым человеком и не желал делиться ею ни с кем.
– Они уже выехали. В 10, будут здесь. Я хочу пойти пораньше.
– Пойдем вечером вместе, – тоном не терпящим возражения сказал Осман. – Не обязательно тебе сразу как они приедут туда идти.
– Ну я же скучаю, Осман! И они очень сильно скучают. Особенно сильно хотят видеть Ахмедика, – Шамсият знала, что муж ее сильно любит и считала, что если хорошо попросить он исполнит ее просьбу, ведь ничего фантастического в ее желании нет.
– Хватит. Я сказал вечером, значит вечером. И почему тебе нравится спорить со мной? – сжал вилку в руке Осман.
– Я не спорю. Я только объясняю тебе, что очень хочу видеть родителей. И хочу пойти к ним как только они приедут, – губы девушки дрожали, глаза затянула пелена слез. – Что в этом плохого?
– А что случиться, если ты подождешь пару часов, что бы пойти к родителям вместе с мужем?
– Я не хочу ждать! Я хочу пойти сразу же! А что случится если я пойду на пару часов раньше, без тебя?, – повысила голос Шамсият. Это был первый раз что она разговаривала с мужем на повышенных тонах.
Осман удивился, – он еще не видел ее такой, и это его очень разозлило. Ему не хотелось кричать в ответ. Интуиция подсказывала, что если он ответит тем же, – скандала не избежать. А ему этого вовсе не хотелось.
– Вечером, значит вечером, – как можно спокойнее, но «металлическим» голосом сказал Осман.
– А я все равно пойду! – бросила Шамсият и убежала в спальню.
«Это уж слишком», есть уже не хотелось, настроение испортилось. Злость переполняла мужчину.
– Только попробуй! – прокричал он, так что бы жена услышала.
«Еще не хватало, что бы жена мне огрызалась». На душе было тошно. Осман понимал, что в просьбе жены нет ничего плохого и можно было бы и уступить ей. Но… что случилось то случилось. И теперь это уже стало делом принципа.
Осман знал, что жена обижена на него: за целый день она ни разу ему не позвонила. Он «прокручивал в голове», то что случилось утром. Перед его лицом возник образ жены: ее дрожащий голос, глаза полные слез. Ему стало жалко ее. «Я вовсе не хотел ее обижать. Я очень сильно люблю ее, и меньше всего на свете я хочу причинять ей боль. Но… она плакала, это я довел ее до слез. И это все из за моей глупой, эгоистичной любви».
Осман помнил угрозы жены: «А я все равно пойду», – ему очень не хотелось что бы она их исполнила. Он надеялся что она дома. Мужчина представлял как сейчас поднимется в свою квартиру, и его там встретит жена, обиженная, но все же она там, не посмела его ослушаться и ждет его что бы вместе пойти в гости. И они пойдут. Довольные и счастливые. А ее родители будут рады увидеть их.
Доезжая до дома Осман остановил машину, что бы купить жене плитку, ту самую Nestle, с орехами которую она любит.
Ступеньки медленно, одна за другой оставались позади. Осман не спеша поднимался к себе домой. Он специально медлил, он боялся наткнуться на то, что его очень сильно обидит и заденет, но все же он больше верил в другое. Но чем ближе Осман подходил к двери родного дома, тем сильнее сжимал его страх.
Обычно всегда открывал дверь своими ключами, но в этот раз почему то постучал. Ответа не было. Это уже не понравилось ему. Открыв дверь вошел в свою квартиру и она встретила его тишиной.
«Надежда умирает последней», надежда никак не хотела его покидать. Сняв обувь и повесив пальто в прихожку, Осман направился на кухню. Кухня встретила его идеальным порядком, и…тишиной. Точно такой же прием ему оказала спальня, а за ними и все остальные комнаты.
– Она посмела! Она ослушалась меня, – Осман в ярости смахнул вазу со стола.
Тут же звонкий треск разбивающегося стекла и удары тысяч осколков о пол «отдались в мозгу».
Осман никогда не принимал поспешных решений, и никогда не действовал в порыве эмоций. Он всегда ждал пока эмоции утихнут и только тогда решал, «Что делать? И как поступить?» Он медленно опустился на пол, вдруг что то обожгло руку, – это маленький хрустальный осколок врезался в плоть. Капнула кровь. Но он не обращал на него никакого внимания. «Пусть идет. Эта разве рана? Знала бы Шамсият как сильно она поранила мое сердце». Осман огляделся вокруг: тысячи мелких хрустальных осколков были рассыпаны по всей комнате: они были вокруг него, под ним, – везде. «Бедная ваза. Она ни в чем не виновата. Но она пострадала больше всех».
«Да эта же та самая ваза которую подарила мама», – вдруг осенило Османа. Он подобрал самый крупный осколок. Да. Та самая! Бедная мама! Когда я запретил Шамсият пойти к моим родителям без меня, – она не пошла, – построила из себя послушную жену. А к своим пошла, несмотря на мои запреты. Ну конечно, вот такие вот они женщины. Когда дело касается их родственников можно наплевать на то что говорят мужья»
***
Рядом были: мама, папа, Разита, Рабият, Айшат… «все как в детстве», – умилялась моменту Шамсият. У Рабият было уже двое детей. Они, и мальчик Разиты носились по всему дому. А сынок Шамсият был еще маленьким, он уютно устроился у мамы на руках и с интересом наблюдал за всем, что происходит вокруг.
Вечером, все большое семейство собралось за большим столом в доме Гамзатовых. Гордость переполняла Гамзата Сулейманова. Он был тщеславным человеком и его тщеславие было удовлетворено. Дочери красавицы, а зятья молодые люди из хороших, богатых и влиятельных семей. Он был просто счастлив в этот вечер, видеть своих, уже взрослых, замужних дочерей, с их мужьями и детьми. Ради таких моментов Гамзат и приезжал в Махачкалу. Ему доставляло истинное удовольствие собирать в своем доме, за одним столом дочерей, зятьев, внуков.
– А Осман где? – У Гамзата давно возник этот вопрос, но задать его он решил только сейчас.
– Он наверно сегодня не придет, – сейчас, сидя за столом где сидели ее сестры со своими мужьями, Шамсият понимала всю трагичность ее положения.
– Почему? – муж его дочери Шамсият делал ставку на политику, и за это Гамзат Сулейманов видел
